Святый Боже... Яви милость, пошли смерть. Ну что тебе стОит? Не для себя ведь прошу!
Фильм "Фантастические твари и как привлечь их к ответственности где они обитают".
Для начала посмотрел фильм. Он ооочень хорош. Потом один мой товарищ написал текст для феста (см. ниже)
Пишет Anonymous Auror:
А после этого мы устроили несколько сеансов скайпоукура. Про одного аврора и одного обскура.
Результаты начинаю публиковать.
ИтаГ,
Результаты укура. Про аврора и обскура (Часть I)
Над Нью-Йорком распростерла холодные крылья ноябрьская ночь. Часы, стоящие на левом углу массивного письменного стола показывали полпервого. Персиваль Грейвс, директор Службы Магического правопорядка, закрыл толстую папку с делом и удовлетворенно потянулся. Это дело о преступной сети, занимавшейся нелегальной продажей зелий не-магам он вел почти полтора года – и вот сеть раскрыта, дело закрыто, главари сети заперты, а ключи от камер – выброшены в Гудзон. Жизнь определенно собиралась налаживаться и даже потеря времени на предстоящем завтра очередном допросе по делу Гриндевальда уже не слишком огорчала.
Аврор перевел взгляд на предмет, стоящий на правом углу стола. Из большой стеклянной банки медленно вытягивалось субстанция, напоминающая клубящийся нефтяной дым, плотный и черный. Грейвс протянул руку. Субстанция охватила ее меняющими очертания щупальцами, и из банки выбрался большой, размером примерно с футбольный мяч, ком черного дыма. В центре сгустка дыма слабо мерцал призрачный белый свет. Персиваль осторожно погладил ком, ощущая легкое статическое покалывание в ладонях, и ободряюще улыбнулся.
- Попробуешь?
Дым некоторое время струился, меняя форму под поглаживающей рукой, потом – потек по столу и, снова собравшись в окруженный черными протуберанцами ком, завис на высоте около метра над полом по центру кабинета.
Три недели назад, на следующий день после освобождения из подвала, где его держал Гриндевальд, Грейвс начал действовать.
Темный Волшебник, стараясь, чтобы у пленника не возникало даже мыслей о побеге, и срывая на нем собственное стабильно-отвратительное настроение, регулярно устраивал аврору тяжкие телесные повреждения, на лечение которых уходила уйма энергии. В совокупности с периодическими кровопусканиями ради обновления Оборотных Чар и трехразовым питанием (понедельник-среда-пятница) это действительно не оставляло ни времени ни сил на разработку планов побега – и из подвала Грейвса пришлось выносить.
Аврор, не до конца залечив синяки, трещины на костях, оставшиеся от многочисленных переломов, и порванные связки, наведался на станцию метро «Городской совет» - и вернулся оттуда с трехлитровой стеклянной банкой, в которой клубился сгусток черного дыма с призрачным светом в центре.
Примерно через неделю (во время официального нахождения на больничном Грейвс появлялся на работе не более чем на шесть-семь часов в день) аврор, перечитавший за это время кучу специальной литературы, и посоветовавшийся со специалистами, знал практически все, что известно в мире об обскурах – и ему не нравилось то, что он узнал.
Даже если от обскура оставалось 5-7% первоначального объема, он мог возвратиться в полноценный человеческий облик. Но пребывание в «усеченном» обскуровом виде требовало гораздо больше энергии, чем в «полном» - и поэтому обскуриям, которым нанесли значительный урон в нематериальном состоянии нужно было принимать человеческий облик и восстанавливать силы. Иначе организм вел себя как при постоянной тяжелой работе: переутомление, истощение и прочее – вплоть до летального исхода.
Грейвс честно рассказал обо всем этом обскуру. Сущность продолжала сидеть в банке, время от времени выходя наружу и забираясь на ручки. Кажется, обскуру нравилось, когда его гладят и разговаривают с ним как с человеком – но поначалу никаких попыток вернуться в первоначальный облик он не предпринимал.
Аврор решил, что недостаточно убедителен – и начал убеждать. Добавил мрачных подробностей. Обскур ежился, сидя на ручках, но не пытался вернуться в человеческий вид. Грейвс настаивал, говоря, что на месте обскура ему было бы обидно носить в себе такую огромную силу почти 12 лет (от специалистов он знал, что способность осознанно скрывать магические способности возникает примерно в 4 года), чтобы теперь сыграть в ящик от истощения. Обскур предпринял первые попытки, не увенчавшиеся успехом, и целые сутки сидел в банке, никак не реагируя на окружающий мир. Грейвс старался ободрить обскура, вспоминая преподавателя боевой магии в Ильверморни, который говорил: «Пробуйте! Пытайтесь! Не получилось с первой попытки – пойдет со второй. Не пошло со второй – покатит с третьей. А к полсотне попыток – так вообще получится у всех!», и напомнил обскуру, что учиться в Ильверморни в нематериальном облике он точно не сможет, а в человеческом – вполне. В ответ обскур начал регулярно пытаться. Сначала не получалось вообще ничего. Потом бесформенный сгусток черного дыма начал принимать антропоморфную форму и на некоторое время удерживаться в ней. Потом в этой форме начали появляться индивидуальные черты обскурия Криденса Бэрбоуна. Позавчера он даже смог продержаться в полностью человеческом облике около двух минут.
Сегодняшняя попытка была четырнадцатой по счету. Сгусток черного дыма неподвижно висел в центре кабинета, слегка меняя очертания.
- Давай, парень! – подбодрил Грейвс. – Попробуй собраться. Получится – хорошо. Не получится - ничего страшного, завтра попробуешь еще.
Про себя аврор уже начал прикидывать, к каким специалистам можно будет обратиться, если до конца недели обскур не сможет принять человеческий облик. Экономить на решении этой проблемы он не планировал: с подачи паскуды Гриндевальда, таскавшего внешность Грейвса мальчишка потерял убогие остатки веры в человечество, огромную часть магической силы и имел неиллюзорный шанс окочуриться – глава Службы Магического правопорядка чувствовал себя в некотором роде причастным к этим потерям, и был полон энтузиазма хотя бы отчасти исправить ситуацию.
Дым заколебался и начал вытягиваться в столб. Потом у этого длинного, почти метр-восемьдесят в высоту, столба обозначились голова, тело, конечности. Грейвс наблюдал за метаморфозами. Дым сгустился, теперь он походил на расплавленный битум. На гладкой черной голове появились очертания глаз, носа, рта. Черная блестящая поверхность стоящей фигуры начала светлеть, приобретая землисто-бледный оттенок на лице и руках, грязновато-бежевый – на воротнике рубашки, застиранно-черный и коричневый – на одежде. Миндалевидные карие глаза встретились взглядом с аврором – но в ту же секунду закатились под лоб, а обладатель глаз начал оседать на пол.
Грейвс отреагировал мгновенно – падающий еще не коснулся гладкого темного ковра, а волшебная палочка из эбенового дерева стремительно взмыла вверх, открывая «тайную комнату» в углу кабинета. В следующую секунду аврор подбежал к лежащему обскурию, проверил пульс (слабый, но есть) и зрачки (во весь глаз, на свет не реагируют), поднял лежащее тело (веса в теле оказалось немногим больше, чем в папке с делом о хулиганстве в общественном месте – где и так все ясно), перенес в «тайную комнату», усмехнувшись про себя, уложил на бок на тайный диван, подперев ему голову жесткой тайной подушкой, укрыл тайным пледом, и начал шарить по ящикам тайного шкафа, ища что-нибудь съестное.
В шкафу нашлись бутылка огневиски (от него обморочному немедленно придет конец), бутылка французского коньяка (от него обморочному придет конец не сразу, а чуть погодя), отличный бразильский молотый кофе (хорош – но сейчас ни к чему), черный чай (пригодится) и – вот оно! Плитка горького шоколада.
Аврор сделал движение палочкой – в маленькой спиртовке на столике у дивана вспыхнуло пламя, из большой бутыли с водой плеснул фонтанчик прямо в керамическую джезву, а сама джезва – брякнув, встала на огонь. Грейвс заварил чай, разломал шоколад на дольки и, не оглядываясь, протянул руку в сторону кабинета. Замысловатый жест пальцами – из выдвинувшегося ящика стола поднялся и влетел прямо в руку пузырек с нашатырным спиртом: очень полезная вещь – в кабинете шефа Службы Магического правопорядка теряли сознание регулярно и не всегда притворно.
От понюшки нашатыря Криденс пришел в себя – и немедленно шарахнулся в угол дивана. За время пребывания в обскуровом облике мальчишка еще больше исхудал, на осунувшемся личике остались одни глаза – сейчас они были широко распахнуты и полны неподдельного ужаса.
- Спокойно. Все в порядке. – произнес аврор, вытягивая перед собой раскрытые ладони ради демонстрации мирных намерений и безопасности. – Полежи минут 10, а я сейчас вернусь. Будь добр - пока ничего не ешь, а то пойдет обратно, – и вышел вон.
В коридоре он дошел до ближайшего автомата со всякой офисной снедью, и начал прикидывать, что взять на пропитание сиротке. После недолгих раздумий выбрал сэндвич с тунцом, расплатился, под недоуменным взглядом мелкой домовой эльфессы, выдававшей товар (шеф обычно не покупал в автомате) забрал еду и отправился восвояси.
Криденс, похоже, не собирался в ближайшее время возвращаться в обскуровый облик – но, увидев Грейвса, съежился и снова забился в угол дивана (прямо мышь домовая, тощая и пугливая). Аврор, старательно не обращая на это внимания, попросил:
- Сядь пожалуйста. Только осторожно. Голова не кружится?
Обскурий мотнул головой.
- Хорошо. – аврор протянул чашку с лежащей на блюдце долькой шоколада. – Начни с этого. Если все будет нормально, дам еще.
Обскурий взял предложенное, и, с видимым усилием удерживая чашку, принялся за еду.
- Живой? – осведомился Грейвс, когда Криденс прикончил шоколад.
- Д…да, - хрипловато от долгого молчания и с некоторым сомнением ответил мальчишка.
- Отлично, - аврор выдал ему сэндвич и налил еще чаю. – Только не очень быстро, а то организм не справится.
Криденс разобрался с сэндвичем, стряхнул с пледа крошечки и отправил их в рот. На скулах у него появился лихорадочный румянец, глаза заблестели, но фокусировались не слишком хорошо – похоже, от еды парня развезло как от выпивки.
- Вот что, - решительно произнес аврор, присев на противоположный край дивана. – Тебе надо восстановить силы. Сейчас я отвезу тебя ко мне домой. Я там все равно бываю нечасто, у тебя будет достаточно времени, чтобы прийти в себя.
Мальчишка вздрогнул, румянец на скулах стал ярче.
- Нет!
- Извини, но я настаиваю. – Грейвс старался говорить как можно мягче, - Здесь тебя оставлять нельзя, а больше – некуда.
Оба помолчали. Потом Криденс взглянул на аврора и медленно, как-то обреченно кивнул.
- Вот и правильно. – Персиваль встал и пошел вызывать такси (специалисты утверждали, что следует избегать любых магических воздействий на обскурия, вернувшегося в человеческий облик из «усеченного» состояния, поэтому Грейвс решил не рисковать, аппарируя домой вместе с Криденсом).
Такси надо было ждать минут 30. Повесив телефонную трубку, Грейвс вернулся в «тайную комнату» - и обнаружил, что мальчишку окончательно развезло, и он задремал, свернувшись клубочком и накрывшись пледом с головой – из-под темно-синего, в черно-зеленую тартановую клетку кашемира виднелась только рука, тонкая, как птичья лапка.
Полчаса прошло, телефон коротко брякнул, подтверждая прибытие машины. Грейвс осторожно потряс обскурия за плечо. Криденс вскинулся, глядя полными ужаса глазами. Аврор снова старательно сделал вид, что ничего не заметил.
- Такси ждет, - негромко произнес он.
Обскурий медленно сполз с дивана.
- Накинь пожалуйста плед, - продолжал Грейвс. – Идти только до машины, но сейчас холодно.
Криденс послушно завернулся в плед.
- Иди вперед, - попросил аврор, движением волшебной палочки наводя на обскурия невидимость. – Не торопись. Если тебе будет нехорошо – падай, я поймаю.
Мальчишка съежился и втянул голову в плечи, но медленно двинулся вперед.
Выйдя из дверей аврората и завернув за угол, Грейвс снял заклинание невидимости.
Гоблин-таксист, открывший дверь машины, сразу понял, что происходит. Перед ним явно разворачивался заключительный акт поучительной истории – отец забирает блудного сынка из аврората, чтобы вернуть в лоно семьи. Папаша и отпрыск были похожи – оба среднего роста, худощавые, бледные и черноволосые. У отца – благородная серебристая проседь на висках, у мальчишки – дурацкая стрижка, которая подошла бы какому-нибудь не-маговскому церковному служке, а не молодому человеку из приличного семейства (а судя по одежде и повадкам отца и адресу, куда надо было ехать, семейство было более чем приличным). Должно быть, пацан был из социалистов, и остригся так ради солидарности с беднотой, потому что на другую солидарность и поддержку пролетариата папаша не давал денег. От этого домашнего тиранства отпрыск, по всему видать, сбежал из дому, добрался до Пяти Углов… а может и до самого Гарлема – где и встретился с нью-йоркской беднотой лицом к лицу. Судя по виду пацана, беднота была ему очень рада: его опоили или обдолбали, побили и ограбили, оставив вместо приличной одежды какие-то обтерханные тряпки не по размеру. Парнишка до сих пор пребывал в потрясении: молчал как неживой и шел куда вели, весь съежась и втянув голову в плечи. Ну... скажите спасибо, что его не отравили насмерть: гоблину были знакомы нравы криминальных районов – тамошние жители никогда не умели точно рассчитывать дозу всякого зелья. Аврорский патруль, скорее всего, подобрал бедняжечку в ночи, из аврората дали знать отцу семейства, а тот немедля примчался забирать наследника – и по всему видать, разволновался так, что перебросил из дома не пальто или куртку, а плед (красивый и дорогой), в который кутался парнишка.
Пока гоблин обдумывал душещипательную историю, отец посадил грабленое детище на заднее сидение, захлопнул дверь, сам устроился рядом с водителем и коротко скомандовал:
- Поехали.
Им надо было добраться от Манхэттена до Бруклина. Гоблин уверенно срезал дорогу, проезжая сквозь маскировочные стены, иллюзорные тупики и прочие преграды, поставленные для не-магов. На ночных улицах собиралась праздная публика, ярко горели неоновые вывески. Этот город был геенной огненной и пристанищем всех грехов, где ослепляющий свет соседствовал с самой черной и глубокой тьмой. Так говорила Мэри-Лу. И добавляла, что это место отлично подходит для такого порочного и испорченного существа, как он.
Криденс закутался в плед и опустил голову. Он словно воочию видел пронзительные голубые глаза Мэри-Лу, хищную тонкогубую улыбку и слышал негромкий насмешливый голос:
- Тебя видели с каким-то элегантным джентльменом. Ты делаешь успехи, мальчик мой. Сколько он заплатил за услуги?
Когда она сказала это в первый раз, Криденс не понял, о чем идет речь.
- Как? - удивилась Мэри-Лу. - Твой благодетель еще не рассказал и не показал, что таким, как он, надо от таких, как ты? Ну давай я расскажу тебе.
То, что она говорила, было настолько жутко и отвратительно, что память отказывалась воспроизводить детали, окутывая склизкой пеленой гадливого ужаса.
А потом, каждый раз, когда приемный сын поздно возвращался домой, миссис Бэрбоун, демонстрируя живейший интерес, расспрашивала его об успехах, которых он несомненно достиг, близко общаясь с респектабельными господами в окрестных переулках.
Криденс зажимал уши. Мэри-Лу, улыбаясь, ждала, когда он опустит руки, а потом - продолжала. За попытки не слушать она выдавала двойную порцию ударов ремнем по ладоням.
Но теперь Криденс понимал, что она права. Что Грейвсу надо одного, и ради этого он плел истории об угрозе жизни и соблазнял учебой в Ильверморни. Что лишь животный страх смерти вынудил его принять человеческий облик. И то, что рано или поздно.... а теперь уже совсем скоро должно произойти - справедливое воздаяние за все, что он сделал. Ему оставалось лишь смириться со своей участью и принять заслуженную кару.
Обскурий натянул плед на голову, зажмурил глаза и скорчился на заднем сидении.
Водитель и аврор услышали шевеление позади. У гоблина дернулось длинное заостренное ухо, Грейвс слегка обернулся. Обоим показалось, что пассажира укачало – и сейчас чего доброго стошнит прямо в салоне. Гоблин начал прикидывать, сколько потребовать с папаши за ущерб. Тот, конечно, заплатит, но чистить придется самому, потому что папаша, мог бы убрать что угодно одним движением волшебной палочки, - но, судя по всему, он из тех, что даже не возьмут палочку в руки меньше чем за двести драгов*. Аврор сразу решил, что в случае чего сам уберет испакощенное, чтобы не торговаться с водилой о возмещении ущерба. Но пассажир только прилег на сидение, и, не предпринимая больше ничего, мертвенно молчал всю оставшуюся дорогу.
Гоблин затормозил у парадного подъезда 20-этажного жилого дома в фешенебельной части Бруклина, объявил: «Прибыли!» и, хотя поблизости не было видно ни души, помотал головой, придавая себе человеческий облик – чтобы не пугать случайных не-магов.
Грейвс рассчитался с водителем, вылез из машины и открыл вторую дверь.
- Приехали… Все в порядке?
Ответом ему был новый наполненный ужасом взгляд. Но обскурий, не сказав ни слова, выбрался из машины – и остолбенел, задрав голову.
Перед ним высилась величественная цитадель, языческое капище, где, вне всякого сомнения, воздавали хвалу всем семи смертным грехам. Два из них представали взору каждого, кто видел это здание – то были Гордыня и Алчность. Темно-серый гранитный фасад с огромными зеркальными окнами был исполнен мрачной элегантности. Между седьмым-восьмым и пятнадцатым-шестнадцатым этажом дом опоясывали неширокие выступы-карнизы, по периметру которых располагались изваяния горгулий из такого же темно-серого гранита. Гротескные твари с изящными мускулистыми телами, распахнутыми крыльями, когтистыми лапами и звериными мордами сверху вниз глядели на прибывших, словно оценивая, стоит ли их впускать. Среди горгулий не было двух одинаковых. Если приглядеться, можно было различить маленькие изваяния других фантастических существ, устроившихся в укромных местах под балконами, в углах оконных наличников и рядом с водосточными желобами. Весь облик здания говорил о богатстве, которое без всякого стыда и с гордостью выставляли напоказ.
Жители этого дома были богаты – а значит проводили свое время в Праздности, порождающей все остальные пороки. За этими огромными зеркальными окнами, отражавшими городские огни, но не позволявшими ни единому взгляду проникнуть внутрь, несомненно скрывались кухни и столовые, где предавались Чревоугодию, и спальни, где царила разнузданная Похоть. Оставшиеся два греха тоже явно были не чужды им, ибо Праздность и Гордыня неизбежно дают пищу для Зависти, а та – порождает Гнев.
Все эти мысли вихрем пронеслись в мозгу Криденса, заставив покраснеть, побледнеть и еще сильнее съежиться, натянув плед по самые уши. Грейвс истолковал это по-своему и произнес:
- Пойдем скорее. Холодно.
Тем временем в нескольких десятках метров над ними развернулась оживленная безмолвная дискуссия. Горгульи бойко обсуждали увиденное, обмениваясь телепатическими сообщениями.
- Уй! Смотрите! Кто это? – начала Восьмая. Она была любопытна и старалась обсудить с остальными все, что видела.
- Аврор с восьмого этажа. Грейвс, - невозмутимо отозвалась Вторая. Она, кажется, не удивлялась ничему и никогда.
- Да я не про то! Кто это с ним? – круглые глаза Восьмой с легким каменным перестуком повернулись в глазницах, она пристально следила за вновь прибывшими.
- Пацан какой-то, - сообщила Вторая. – Хорошенький.
- Ха-ха, - хохотнула Третья, большая любительница скабрезностей. – Мужественный аврор подснял парнишу! Между нами, мог бы найти покрасивее и не такого пуганого. Он же щас лужу напрудит от страха. А с лужей под ногами – ни-ка-кого удовольствия.
- Это не то. – негромко вступила в разговор Шестая. Горгульи уровня «семь-восемь» считали ее самой разумной во всей компании. – Вы помните, чтобы Грейвс кого-то приводил домой? Я не помню.
- Нуу… - не собиралась сдаваться Третья, - Все когда-нибудь происходит в первый раз. И, потом, у Грейвса с месяц назад было большое потрясение. Говорят, этот… Гриндевальд едва не ухайдакал его насмерть. Может, он побыл на пороге гибели и решил… ну, типа, брать от жизни все, что плохо лежит? А что лежит хорошо – перекладывать плохо и тоже брать?
Остальные выразили согласие с мнением Третьей нестройным но одобрительным телепатическим гулом. Шестая хмыкнула и умолкла.
После того, как они миновали огромный, залитый ярким светом, белоснежный мраморный вестибюль и вошли в обитый темно-пурпурным бархатом, с большими зеркалами на стенах лифт, Криденса захлестнула волна ужаса. Он стоял неподвижно, судорожно выпрямившись, не глядя по сторонам и не замечая встревоженного взгляда Грейвса. Аврор не на шутку опасался, что обскурий снова хлопнется в обморок прямо в лифте и на этот случай старался держаться рядом – и от этого Криденс не мог отвлечься от мыслей о том ужасном и отвратительном воздаянии, что ждет его за грехи. Ему хотелось потерять сознание, когда Грейвс прикоснется к нему – и прийти в себя когда все закончится. А лучше вообще не приходить в себя.
Лифт остановился. Грейвс отодвинул изящную металлическую решетку и, сдернув перчатку, протянул руку к замку массивной двери из черного дерева. Крохотная игла впилась в палец и сработавшие магические системы отперли замок, впуская аврора и обскурия в апартаменты.
Пребывая в плену у Гриндевальда, Грейвс рассчитывал, что Темный Маг сунется в его квартиру – и там его возьмут с поличным: системы распознавания, которыми была набита квартира, реагировали на то, что невозможно имитировать с помощью Оборотных Чар. К большой досаде Грейвса, Гриндевальд оказался маньяком, но не дураком – он и близко не подошел к апартаментам. Сослуживцы в аврорате немедленно придумали объяснение – шеф встретил Любовь всей своей жизни и проводит все время в жилище Любви. Узнав об этом, Грейвс не проронил ни слова. Он не считал нужным комментировать подобный бред.
Попавшего в тепло обскурия начала колотить дрожь. Он едва замечал окружающую обстановку – понял только, что квартира очень большая и светлая, заметил светло-серые обои на стенах, бледно-янтарный, почти белый паркет в просторной прихожей и начинающемся за ней широком коридоре, небольшие, строгих геометрических форм светильники из матового металла и слегка дымчатого стекла на стенах и потолке, заливавшие все вокруг ярким белым светом, и большое зеркало – около трех метров в высоту, прямоугольное с закругленными углами, в золотистой металлической раме с вычурными завитушками. В мозгу обскурия мелькнула мысль, что это золото и завитушки не слишком сочетаются с остальной обстановкой - но тут же испуганно исчезла.
Грейвс видел, что мальчишку шатает от усталости и страха. Он произнес:
– Сейчас тебе надо в ванную. Я покажу, куда. – и двинулся по коридору. Криденс покорно побрел следом.
На ходу Грейвс пояснял:
- За этой дверью – уборная. Вон там (аврор кивнул на противоположную сторону коридора, обскурий уныло мотнул головой, взглянув туда же) – кухня, дальше – гостиная. А тебе – сюда.
Аврор распахнул вторую слева дверь и обскурий в замешательстве остановился на пороге. Ванная оказалась не маленьким закутком, а большой комнатой с высоким окном, за которым сияли городские огни, и темно-серым потолком. Три стены и пол были облицованы черным мрамором, глянцево блестевшим в белом свете светильников. На этом мрачно блестящем фоне ослепительно сияла белоснежная эмаль ванны и раковины и хромированные краны. Четвертая стена была зеркальной – от этого помещение казалось еще больше. В углу у двери располагался странный механизм – что-то вроде круглой металлической бочки с системой приводов и рычагов.
Грейвс жестом попросил Криденса подойти к ванне и стал объяснять:
- Как видишь, кран здесь один. Эта штука называется смеситель. Чтобы включать горячую и холодную воду, надо крутить эти два вентиля. Все как обычно, с синей меткой – холодная вода, с красной – горячая. Чтобы включить душ, поверни этот рычаг. Напор регулировать тоже вентилями. В общем, разберешься.
Аврор открыл стоящий у стены черный глянцевый шкафчик и продолжал:
- Бери любое полотенце, потом повесишь его на крючок, вон там. Мыло и всякое помывочное – лежит над раковиной. Там же упакованные зубные щетки, бери любую, распечатывай и пользуйся. Зубная паста – тоже там.
Обскурий слушал это и чувствовал, как его снова захлестывает волна ужаса. Сейчас он вымоется, переоденется, а потом… его заколотило так, что застучали зубы. Криденс стиснул челюсти, дослушал объяснения и кивнул, подтверждая, что все понял.
Аврор видел, как мальчишку снова затрясло. Теперь явно не от холода, а от страха. Похоже, в «Новом Салеме» технический прогресс считали происками дьявола за компанию с магией. Но в три часа ночи Грейвс не чувствовал, что готов предоставить обскурию кадку с водой и бадейку, или что там новые салемцы использовали для помывок. Поэтому он просто сказал:
- Как видишь, ничего сложного. Вещи складывай прямо на пол. Я дам тебе во что переодеться. С твоей одеждой разберемся в ближайшее время. Если что-то понадобится – зови.
И вышел вон.
Через некоторое время из ванной донесся неуверенный плеск воды. Грейвс достал волшебную палочку и пошел готовить спальню для Криденса. Завершив приготовления, аврор отправился в свою гардеробную и достал из шкафа чистую фланелевую пижаму. Он купил ее три года назад на распродаже в «Блумингдейле» - и явно в помрачении ума: пижама была не черной, не серой и даже не темно-синей, а темно-алой в тонкую черную клетку.
Аврор повертел одежду в руках и решил, что, если он сейчас войдет в ванную – обскурий от общей нервности хлопнется в обморок или перекинется в нематериальный облик, а системы защиты постараются нейтрализовать его, и результат может быть плачевным. Поэтому он одним быстрым движением палочки перебросил пижаму в ванную и извлек оттуда плед и вещи Криденса.
Обскурий, опустив голову, стоял под душем. Он понимал, что ему не избежать ужасного, противоестественного и непоправимого, которое должно произойти – поэтому вздохнул, выключил воду, отодвинул створы из матового плексигласа, служившие вместо шторки, вылез из ванны – и остановился в замешательстве.
Его вещи и плед исчезли. Вместо них на полу лежал темно-красный и черный ворох ткани. Криденс поднял лежащие вещи – и, затрепетав от ужаса, развернул высокие черные чулки и темно-алый кружевной пеньюар.
Делать было нечего – пришлось вытираться и надевать непотребные тряпки. В зеркальной стене отразилось странное существо – не то парень не то девица, с бледным личиком, окруженными тенью глазами, дурацкой стрижкой и жалкой улыбкой. Из алых кружев беззащитно торчала длинная тонкая шея. Существо сутулилось и запахивало пеньюар. Криденс с ужасом смотрел на это жалкое и порочное создание. Создание смотрело на него, на измученном личике было выражение страха и отвращения.
Неожиданно за спиной существа возникло какое-то движение. Обскурий увидел, как от черной мраморной стены отделилась невысокая фигура и вышла на свет. Мэри Лу выглядела так, как в день своей гибели – неприметное темное платье, щипаные в ниточку брови, хищная улыбка.
Криденс отпрянул от зеркала, резко оборачиваясь – и чувствительно треснулся плечом о стену. Он задремал под душем и увидел этот странный, наполненный отражениями его страхов сон.
Определенно он сходил с ума. Впрочем, это, наверное, помогло бы ему смириться с ужасной и неминуемой участью. Обскурий вздохнул, выключил воду, отодвинул створы из матового плексигласа, служившие вместо шторки, вылез из ванны – и остановился в замешательстве.
Его вещи и плед исчезли. Вместо них на полу лежал темно-красный и черный ворох ткани.
Сердце Криденса упало – но он с некоторым облегчением перевел дыхание, развернув уютную пижаму из тонкой фланели. Обскурий вытерся, облачился в пижаму (она подходила по росту, но висела на плечах, как на вешалке), почистил зубы и обреченно отворил дверь.
Грейвс ждал его.
- Пойдем, - коротко произнес аврор.
Криденс почувствовал, что больше не в силах бояться. Страх и тревога уступили место бесконечной усталости и глухому равнодушию. Он пошатнулся. Грейвс сделал шаг вперед, пытаясь подхватить его – но обскурий отшатнулся и привалился к стене, опустив голову и глядя в пол. Тогда аврор протянул руку.
- Тебя ведет. Обопрись.
Мальчишка, не поднимая головы, оперся на протянутую руку.
Они прошли дальше по коридору и Грейвс открыл дверь.
Здесь были все те же светло-серые обои, бледно-янтарный паркет и скромные светильники из металла и светло-дымчатого стекла. Окно во всю стену скрывали плотные светло-серые портьеры. Большую часть помещения занимала кровать под темно-серым покрывалом из плотной матовой ткани с блестящим узором, напоминавшим орнамент на церковных покровах. В углу комнаты виднелась еще одна дверь, рядом с ней – простое вертикальное прямоугольное зеркало.
В комнате было полутемно, только горела лампа на одной из тумбочек по бокам кровати.
- Там гардеробная, - пояснил Грейвс, кивнув на вторую дверь. И продолжил объяснения:
- Включать-выключать свет - у двери. – аврор щелкнул выключателем, показав, как управляться с потолочным светильником. Мальчишка снова замер от ужаса, но Грейвс решил, что ни за что не позволит ему пользоваться керосинками, церковными свечками, лучинами, или чем там было положено освещать помещения в «Новом Салеме». – У ночника кнопка сбоку, думаю, разберешься. Если почувствуешь себя нехорошо, или что-то будет нужно – зови. Можешь ничего не говорить, просто сосредоточься и подумай, я услышу. Спокойной ночи.
Грейвс ободряюще улыбнулся обскурию, вышел и закрыл за собой дверь.
Криденс некоторое время смотрел на закрытую дверь, переваривая услышанное. Потом медленно направился к кровати. Сдвинул красивое покрывало, забрался под одеяло в белоснежном пододеяльнике, ощутил щекой прохладную гладкую ткань наволочки. Снова посмотрел на закрытую дверь. Протянул руку и щелкнул выключателем лампы на тумбочке. Некоторое время лежал, глядя в темноту, а потом – свернулся клубочком, натянул одеяло на голову и провалился в темный глубокий сон без сновидений.
*сокращенное от "драгот" - валюта магической Америки
Для начала посмотрел фильм. Он ооочень хорош. Потом один мой товарищ написал текст для феста (см. ниже)
Пишет Anonymous Auror:
14.12.2016 в 02:24
Исполнение №5.URL комментария
Слов: 588.
Безбожный стеб и двое задолбавшихся.
читать дальшеПо Аврорату ползали сплетни. В чем не было ровным счетом ничего удивительного. В том, что объектом немалой их части был Персиваль Грейвс собственной персоной, удивительного было еще меньше - найдется ли на свете хоть одно крупное, солидное учреждение, в котором не перемывают кости начальству? В особенно тяжелые и неудачные дни, как правило, кончавшиеся массовыми выволочками, объяснительными и дисциплинарными взысканиями, сплетни ползали прямо-таки буквально - на стенах в курилках то и дело замечали тени шипящих змей, норовивших свиться во что-нибудь неприличное. К утру они рассеивались.
Как же было обойтись без сплетен после трагических и скандальных событий, едва не стоивших вышеупомянутому начальству должности, репутации и головы?
Нет, возможность того, что Грейвс мог быть пособником Гриндевальда, обсуждалась в стенах Аврората не больше пары дней и была общественым мнением с негодованием отвергнута. Шеф ел нерадивых новичков на завтрак. Шеф спал с мадам Президент и одновременно был в нее безответно влюблен. Шеф умел вязать крючком. Но предательство и связь с преступником? Шеф бы никогда.
Всех занимал совсем другой вопрос: зачем шефу обскур?
Восстановленный в должности и по самую макушку погруженный в разгребание накопившегося бардака, Грейвс, тем не менее, нашел время посетить станцию метро, на которой разыгралась эпическая битва. Первый раз - при свете дня и в сопровождении своих ближайших помощников, второй раз - один и ночью. Из второго похода он вернулся, придерживая под местами заляпаным плащом наспех зачарованную трехлитровую банку, в которой угрожающе и возмущенно клубилось черное нечто.
Банка теперь стояла на столе, в кабинете Грейвса, накрытая блюдечком от любимой кофейной чашки, и вызываемые на ковер подчиненные косились на сосуд ужаса, кто мрачно, кто благоговейно и испуганно.
И сплетничали.
Суровые, всякого в жизни повидавшие следователи утверждали, что шеф найдет на эту тварь управу, а то еще и припашет работать на благо и во искупление. Некоторые возражали, что добром это не кончится, пользуясь беспроигрышным аргументом "а где был ты, когда брали Гриндевальда? Штаны в кабинете просиживал?"
Весь дамский состав канцелярии, разузнав в подробностях историю Криденса, за чаем с плюшками и конфетами предавался умиленным фантазиям о том, как мистер Грейвс заботится о несчастном мальчике, словно о родном сыне. Глаза их синхронно увлажнялись, а руки бессознательно тянули в рот еще по конфете.
Ведьмочки лет на двадцать помоложе предавались фантазиям не столь трогательным. В конце концов, на месте ли трехлитровая банка и ее обитатель по ночам, никто не проверял. Ушки у девиц горели, глаза блестели, а самой невинной темой разговоров были стильные мужские прически. Ну не может же мистер Грейвс одобрять эту отвратительную стрижку под горшок. Мистер Абернетти, изловив дамочек из отдела регистрации за такими беседами, прямо-таки перекашивался от негодования и немедленно разгонял бесстыдниц... после чего печально вздыхал, обратив взор к небесам. Ну или, может быть, пониже, ко второму этажу, где располагался кабинет мистера Грейвса.
***
За окном стояла уже глубокая ночь. Мистер Грейвс поставил последнюю точку на исписанном ровным, размашистым почерком листе бумаги, поставил подпись и бросил его на кипу таких же. Отложил перо и, вздохнув, приподнял блюдечко, накрывавшее банку. Оттуда немедленно высунулось черное щупальце, обвилось вокруг пальцев и трепыхнулось.
- Ну что такое? - ласково спросил Грейвс у щупальца, - Что? Убивать и на ручки?
Щупальце затрепетало.
- Нет, вот первого одобрить я никак не могу. Даже не думай.
Грейвс встал и замысловатым движением палочки открыл неприметную дверцу в углу кабинета за шкафом.
Большую часть прятавшейся за дверью небольшой комнатки занимал огромный мягкий диван. Через несколько минут пиджак оказался на спинке дивана, ботинки - под диваном, а сам Грейвс растянулся на подушках.
- Убивать и выспаться, - мечтательно пробормотал он, закрывая глаза.
Клубок тьмы у него на груди медленно растекался и блаженно капал на пол.
А после этого мы устроили несколько сеансов скайпоукура. Про одного аврора и одного обскура.
Результаты начинаю публиковать.
ИтаГ,
Результаты укура. Про аврора и обскура (Часть I)
Над Нью-Йорком распростерла холодные крылья ноябрьская ночь. Часы, стоящие на левом углу массивного письменного стола показывали полпервого. Персиваль Грейвс, директор Службы Магического правопорядка, закрыл толстую папку с делом и удовлетворенно потянулся. Это дело о преступной сети, занимавшейся нелегальной продажей зелий не-магам он вел почти полтора года – и вот сеть раскрыта, дело закрыто, главари сети заперты, а ключи от камер – выброшены в Гудзон. Жизнь определенно собиралась налаживаться и даже потеря времени на предстоящем завтра очередном допросе по делу Гриндевальда уже не слишком огорчала.
Аврор перевел взгляд на предмет, стоящий на правом углу стола. Из большой стеклянной банки медленно вытягивалось субстанция, напоминающая клубящийся нефтяной дым, плотный и черный. Грейвс протянул руку. Субстанция охватила ее меняющими очертания щупальцами, и из банки выбрался большой, размером примерно с футбольный мяч, ком черного дыма. В центре сгустка дыма слабо мерцал призрачный белый свет. Персиваль осторожно погладил ком, ощущая легкое статическое покалывание в ладонях, и ободряюще улыбнулся.
- Попробуешь?
Дым некоторое время струился, меняя форму под поглаживающей рукой, потом – потек по столу и, снова собравшись в окруженный черными протуберанцами ком, завис на высоте около метра над полом по центру кабинета.
Три недели назад, на следующий день после освобождения из подвала, где его держал Гриндевальд, Грейвс начал действовать.
Темный Волшебник, стараясь, чтобы у пленника не возникало даже мыслей о побеге, и срывая на нем собственное стабильно-отвратительное настроение, регулярно устраивал аврору тяжкие телесные повреждения, на лечение которых уходила уйма энергии. В совокупности с периодическими кровопусканиями ради обновления Оборотных Чар и трехразовым питанием (понедельник-среда-пятница) это действительно не оставляло ни времени ни сил на разработку планов побега – и из подвала Грейвса пришлось выносить.
Аврор, не до конца залечив синяки, трещины на костях, оставшиеся от многочисленных переломов, и порванные связки, наведался на станцию метро «Городской совет» - и вернулся оттуда с трехлитровой стеклянной банкой, в которой клубился сгусток черного дыма с призрачным светом в центре.
Примерно через неделю (во время официального нахождения на больничном Грейвс появлялся на работе не более чем на шесть-семь часов в день) аврор, перечитавший за это время кучу специальной литературы, и посоветовавшийся со специалистами, знал практически все, что известно в мире об обскурах – и ему не нравилось то, что он узнал.
Даже если от обскура оставалось 5-7% первоначального объема, он мог возвратиться в полноценный человеческий облик. Но пребывание в «усеченном» обскуровом виде требовало гораздо больше энергии, чем в «полном» - и поэтому обскуриям, которым нанесли значительный урон в нематериальном состоянии нужно было принимать человеческий облик и восстанавливать силы. Иначе организм вел себя как при постоянной тяжелой работе: переутомление, истощение и прочее – вплоть до летального исхода.
Грейвс честно рассказал обо всем этом обскуру. Сущность продолжала сидеть в банке, время от времени выходя наружу и забираясь на ручки. Кажется, обскуру нравилось, когда его гладят и разговаривают с ним как с человеком – но поначалу никаких попыток вернуться в первоначальный облик он не предпринимал.
Аврор решил, что недостаточно убедителен – и начал убеждать. Добавил мрачных подробностей. Обскур ежился, сидя на ручках, но не пытался вернуться в человеческий вид. Грейвс настаивал, говоря, что на месте обскура ему было бы обидно носить в себе такую огромную силу почти 12 лет (от специалистов он знал, что способность осознанно скрывать магические способности возникает примерно в 4 года), чтобы теперь сыграть в ящик от истощения. Обскур предпринял первые попытки, не увенчавшиеся успехом, и целые сутки сидел в банке, никак не реагируя на окружающий мир. Грейвс старался ободрить обскура, вспоминая преподавателя боевой магии в Ильверморни, который говорил: «Пробуйте! Пытайтесь! Не получилось с первой попытки – пойдет со второй. Не пошло со второй – покатит с третьей. А к полсотне попыток – так вообще получится у всех!», и напомнил обскуру, что учиться в Ильверморни в нематериальном облике он точно не сможет, а в человеческом – вполне. В ответ обскур начал регулярно пытаться. Сначала не получалось вообще ничего. Потом бесформенный сгусток черного дыма начал принимать антропоморфную форму и на некоторое время удерживаться в ней. Потом в этой форме начали появляться индивидуальные черты обскурия Криденса Бэрбоуна. Позавчера он даже смог продержаться в полностью человеческом облике около двух минут.
Сегодняшняя попытка была четырнадцатой по счету. Сгусток черного дыма неподвижно висел в центре кабинета, слегка меняя очертания.
- Давай, парень! – подбодрил Грейвс. – Попробуй собраться. Получится – хорошо. Не получится - ничего страшного, завтра попробуешь еще.
Про себя аврор уже начал прикидывать, к каким специалистам можно будет обратиться, если до конца недели обскур не сможет принять человеческий облик. Экономить на решении этой проблемы он не планировал: с подачи паскуды Гриндевальда, таскавшего внешность Грейвса мальчишка потерял убогие остатки веры в человечество, огромную часть магической силы и имел неиллюзорный шанс окочуриться – глава Службы Магического правопорядка чувствовал себя в некотором роде причастным к этим потерям, и был полон энтузиазма хотя бы отчасти исправить ситуацию.
Дым заколебался и начал вытягиваться в столб. Потом у этого длинного, почти метр-восемьдесят в высоту, столба обозначились голова, тело, конечности. Грейвс наблюдал за метаморфозами. Дым сгустился, теперь он походил на расплавленный битум. На гладкой черной голове появились очертания глаз, носа, рта. Черная блестящая поверхность стоящей фигуры начала светлеть, приобретая землисто-бледный оттенок на лице и руках, грязновато-бежевый – на воротнике рубашки, застиранно-черный и коричневый – на одежде. Миндалевидные карие глаза встретились взглядом с аврором – но в ту же секунду закатились под лоб, а обладатель глаз начал оседать на пол.
Грейвс отреагировал мгновенно – падающий еще не коснулся гладкого темного ковра, а волшебная палочка из эбенового дерева стремительно взмыла вверх, открывая «тайную комнату» в углу кабинета. В следующую секунду аврор подбежал к лежащему обскурию, проверил пульс (слабый, но есть) и зрачки (во весь глаз, на свет не реагируют), поднял лежащее тело (веса в теле оказалось немногим больше, чем в папке с делом о хулиганстве в общественном месте – где и так все ясно), перенес в «тайную комнату», усмехнувшись про себя, уложил на бок на тайный диван, подперев ему голову жесткой тайной подушкой, укрыл тайным пледом, и начал шарить по ящикам тайного шкафа, ища что-нибудь съестное.
В шкафу нашлись бутылка огневиски (от него обморочному немедленно придет конец), бутылка французского коньяка (от него обморочному придет конец не сразу, а чуть погодя), отличный бразильский молотый кофе (хорош – но сейчас ни к чему), черный чай (пригодится) и – вот оно! Плитка горького шоколада.
Аврор сделал движение палочкой – в маленькой спиртовке на столике у дивана вспыхнуло пламя, из большой бутыли с водой плеснул фонтанчик прямо в керамическую джезву, а сама джезва – брякнув, встала на огонь. Грейвс заварил чай, разломал шоколад на дольки и, не оглядываясь, протянул руку в сторону кабинета. Замысловатый жест пальцами – из выдвинувшегося ящика стола поднялся и влетел прямо в руку пузырек с нашатырным спиртом: очень полезная вещь – в кабинете шефа Службы Магического правопорядка теряли сознание регулярно и не всегда притворно.
От понюшки нашатыря Криденс пришел в себя – и немедленно шарахнулся в угол дивана. За время пребывания в обскуровом облике мальчишка еще больше исхудал, на осунувшемся личике остались одни глаза – сейчас они были широко распахнуты и полны неподдельного ужаса.
- Спокойно. Все в порядке. – произнес аврор, вытягивая перед собой раскрытые ладони ради демонстрации мирных намерений и безопасности. – Полежи минут 10, а я сейчас вернусь. Будь добр - пока ничего не ешь, а то пойдет обратно, – и вышел вон.
В коридоре он дошел до ближайшего автомата со всякой офисной снедью, и начал прикидывать, что взять на пропитание сиротке. После недолгих раздумий выбрал сэндвич с тунцом, расплатился, под недоуменным взглядом мелкой домовой эльфессы, выдававшей товар (шеф обычно не покупал в автомате) забрал еду и отправился восвояси.
Криденс, похоже, не собирался в ближайшее время возвращаться в обскуровый облик – но, увидев Грейвса, съежился и снова забился в угол дивана (прямо мышь домовая, тощая и пугливая). Аврор, старательно не обращая на это внимания, попросил:
- Сядь пожалуйста. Только осторожно. Голова не кружится?
Обскурий мотнул головой.
- Хорошо. – аврор протянул чашку с лежащей на блюдце долькой шоколада. – Начни с этого. Если все будет нормально, дам еще.
Обскурий взял предложенное, и, с видимым усилием удерживая чашку, принялся за еду.
- Живой? – осведомился Грейвс, когда Криденс прикончил шоколад.
- Д…да, - хрипловато от долгого молчания и с некоторым сомнением ответил мальчишка.
- Отлично, - аврор выдал ему сэндвич и налил еще чаю. – Только не очень быстро, а то организм не справится.
Криденс разобрался с сэндвичем, стряхнул с пледа крошечки и отправил их в рот. На скулах у него появился лихорадочный румянец, глаза заблестели, но фокусировались не слишком хорошо – похоже, от еды парня развезло как от выпивки.
- Вот что, - решительно произнес аврор, присев на противоположный край дивана. – Тебе надо восстановить силы. Сейчас я отвезу тебя ко мне домой. Я там все равно бываю нечасто, у тебя будет достаточно времени, чтобы прийти в себя.
Мальчишка вздрогнул, румянец на скулах стал ярче.
- Нет!
- Извини, но я настаиваю. – Грейвс старался говорить как можно мягче, - Здесь тебя оставлять нельзя, а больше – некуда.
Оба помолчали. Потом Криденс взглянул на аврора и медленно, как-то обреченно кивнул.
- Вот и правильно. – Персиваль встал и пошел вызывать такси (специалисты утверждали, что следует избегать любых магических воздействий на обскурия, вернувшегося в человеческий облик из «усеченного» состояния, поэтому Грейвс решил не рисковать, аппарируя домой вместе с Криденсом).
Такси надо было ждать минут 30. Повесив телефонную трубку, Грейвс вернулся в «тайную комнату» - и обнаружил, что мальчишку окончательно развезло, и он задремал, свернувшись клубочком и накрывшись пледом с головой – из-под темно-синего, в черно-зеленую тартановую клетку кашемира виднелась только рука, тонкая, как птичья лапка.
Полчаса прошло, телефон коротко брякнул, подтверждая прибытие машины. Грейвс осторожно потряс обскурия за плечо. Криденс вскинулся, глядя полными ужаса глазами. Аврор снова старательно сделал вид, что ничего не заметил.
- Такси ждет, - негромко произнес он.
Обскурий медленно сполз с дивана.
- Накинь пожалуйста плед, - продолжал Грейвс. – Идти только до машины, но сейчас холодно.
Криденс послушно завернулся в плед.
- Иди вперед, - попросил аврор, движением волшебной палочки наводя на обскурия невидимость. – Не торопись. Если тебе будет нехорошо – падай, я поймаю.
Мальчишка съежился и втянул голову в плечи, но медленно двинулся вперед.
Выйдя из дверей аврората и завернув за угол, Грейвс снял заклинание невидимости.
Гоблин-таксист, открывший дверь машины, сразу понял, что происходит. Перед ним явно разворачивался заключительный акт поучительной истории – отец забирает блудного сынка из аврората, чтобы вернуть в лоно семьи. Папаша и отпрыск были похожи – оба среднего роста, худощавые, бледные и черноволосые. У отца – благородная серебристая проседь на висках, у мальчишки – дурацкая стрижка, которая подошла бы какому-нибудь не-маговскому церковному служке, а не молодому человеку из приличного семейства (а судя по одежде и повадкам отца и адресу, куда надо было ехать, семейство было более чем приличным). Должно быть, пацан был из социалистов, и остригся так ради солидарности с беднотой, потому что на другую солидарность и поддержку пролетариата папаша не давал денег. От этого домашнего тиранства отпрыск, по всему видать, сбежал из дому, добрался до Пяти Углов… а может и до самого Гарлема – где и встретился с нью-йоркской беднотой лицом к лицу. Судя по виду пацана, беднота была ему очень рада: его опоили или обдолбали, побили и ограбили, оставив вместо приличной одежды какие-то обтерханные тряпки не по размеру. Парнишка до сих пор пребывал в потрясении: молчал как неживой и шел куда вели, весь съежась и втянув голову в плечи. Ну... скажите спасибо, что его не отравили насмерть: гоблину были знакомы нравы криминальных районов – тамошние жители никогда не умели точно рассчитывать дозу всякого зелья. Аврорский патруль, скорее всего, подобрал бедняжечку в ночи, из аврората дали знать отцу семейства, а тот немедля примчался забирать наследника – и по всему видать, разволновался так, что перебросил из дома не пальто или куртку, а плед (красивый и дорогой), в который кутался парнишка.
Пока гоблин обдумывал душещипательную историю, отец посадил грабленое детище на заднее сидение, захлопнул дверь, сам устроился рядом с водителем и коротко скомандовал:
- Поехали.
Им надо было добраться от Манхэттена до Бруклина. Гоблин уверенно срезал дорогу, проезжая сквозь маскировочные стены, иллюзорные тупики и прочие преграды, поставленные для не-магов. На ночных улицах собиралась праздная публика, ярко горели неоновые вывески. Этот город был геенной огненной и пристанищем всех грехов, где ослепляющий свет соседствовал с самой черной и глубокой тьмой. Так говорила Мэри-Лу. И добавляла, что это место отлично подходит для такого порочного и испорченного существа, как он.
Криденс закутался в плед и опустил голову. Он словно воочию видел пронзительные голубые глаза Мэри-Лу, хищную тонкогубую улыбку и слышал негромкий насмешливый голос:
- Тебя видели с каким-то элегантным джентльменом. Ты делаешь успехи, мальчик мой. Сколько он заплатил за услуги?
Когда она сказала это в первый раз, Криденс не понял, о чем идет речь.
- Как? - удивилась Мэри-Лу. - Твой благодетель еще не рассказал и не показал, что таким, как он, надо от таких, как ты? Ну давай я расскажу тебе.
То, что она говорила, было настолько жутко и отвратительно, что память отказывалась воспроизводить детали, окутывая склизкой пеленой гадливого ужаса.
А потом, каждый раз, когда приемный сын поздно возвращался домой, миссис Бэрбоун, демонстрируя живейший интерес, расспрашивала его об успехах, которых он несомненно достиг, близко общаясь с респектабельными господами в окрестных переулках.
Криденс зажимал уши. Мэри-Лу, улыбаясь, ждала, когда он опустит руки, а потом - продолжала. За попытки не слушать она выдавала двойную порцию ударов ремнем по ладоням.
Но теперь Криденс понимал, что она права. Что Грейвсу надо одного, и ради этого он плел истории об угрозе жизни и соблазнял учебой в Ильверморни. Что лишь животный страх смерти вынудил его принять человеческий облик. И то, что рано или поздно.... а теперь уже совсем скоро должно произойти - справедливое воздаяние за все, что он сделал. Ему оставалось лишь смириться со своей участью и принять заслуженную кару.
Обскурий натянул плед на голову, зажмурил глаза и скорчился на заднем сидении.
Водитель и аврор услышали шевеление позади. У гоблина дернулось длинное заостренное ухо, Грейвс слегка обернулся. Обоим показалось, что пассажира укачало – и сейчас чего доброго стошнит прямо в салоне. Гоблин начал прикидывать, сколько потребовать с папаши за ущерб. Тот, конечно, заплатит, но чистить придется самому, потому что папаша, мог бы убрать что угодно одним движением волшебной палочки, - но, судя по всему, он из тех, что даже не возьмут палочку в руки меньше чем за двести драгов*. Аврор сразу решил, что в случае чего сам уберет испакощенное, чтобы не торговаться с водилой о возмещении ущерба. Но пассажир только прилег на сидение, и, не предпринимая больше ничего, мертвенно молчал всю оставшуюся дорогу.
Гоблин затормозил у парадного подъезда 20-этажного жилого дома в фешенебельной части Бруклина, объявил: «Прибыли!» и, хотя поблизости не было видно ни души, помотал головой, придавая себе человеческий облик – чтобы не пугать случайных не-магов.
Грейвс рассчитался с водителем, вылез из машины и открыл вторую дверь.
- Приехали… Все в порядке?
Ответом ему был новый наполненный ужасом взгляд. Но обскурий, не сказав ни слова, выбрался из машины – и остолбенел, задрав голову.
Перед ним высилась величественная цитадель, языческое капище, где, вне всякого сомнения, воздавали хвалу всем семи смертным грехам. Два из них представали взору каждого, кто видел это здание – то были Гордыня и Алчность. Темно-серый гранитный фасад с огромными зеркальными окнами был исполнен мрачной элегантности. Между седьмым-восьмым и пятнадцатым-шестнадцатым этажом дом опоясывали неширокие выступы-карнизы, по периметру которых располагались изваяния горгулий из такого же темно-серого гранита. Гротескные твари с изящными мускулистыми телами, распахнутыми крыльями, когтистыми лапами и звериными мордами сверху вниз глядели на прибывших, словно оценивая, стоит ли их впускать. Среди горгулий не было двух одинаковых. Если приглядеться, можно было различить маленькие изваяния других фантастических существ, устроившихся в укромных местах под балконами, в углах оконных наличников и рядом с водосточными желобами. Весь облик здания говорил о богатстве, которое без всякого стыда и с гордостью выставляли напоказ.
Жители этого дома были богаты – а значит проводили свое время в Праздности, порождающей все остальные пороки. За этими огромными зеркальными окнами, отражавшими городские огни, но не позволявшими ни единому взгляду проникнуть внутрь, несомненно скрывались кухни и столовые, где предавались Чревоугодию, и спальни, где царила разнузданная Похоть. Оставшиеся два греха тоже явно были не чужды им, ибо Праздность и Гордыня неизбежно дают пищу для Зависти, а та – порождает Гнев.
Все эти мысли вихрем пронеслись в мозгу Криденса, заставив покраснеть, побледнеть и еще сильнее съежиться, натянув плед по самые уши. Грейвс истолковал это по-своему и произнес:
- Пойдем скорее. Холодно.
Тем временем в нескольких десятках метров над ними развернулась оживленная безмолвная дискуссия. Горгульи бойко обсуждали увиденное, обмениваясь телепатическими сообщениями.
- Уй! Смотрите! Кто это? – начала Восьмая. Она была любопытна и старалась обсудить с остальными все, что видела.
- Аврор с восьмого этажа. Грейвс, - невозмутимо отозвалась Вторая. Она, кажется, не удивлялась ничему и никогда.
- Да я не про то! Кто это с ним? – круглые глаза Восьмой с легким каменным перестуком повернулись в глазницах, она пристально следила за вновь прибывшими.
- Пацан какой-то, - сообщила Вторая. – Хорошенький.
- Ха-ха, - хохотнула Третья, большая любительница скабрезностей. – Мужественный аврор подснял парнишу! Между нами, мог бы найти покрасивее и не такого пуганого. Он же щас лужу напрудит от страха. А с лужей под ногами – ни-ка-кого удовольствия.
- Это не то. – негромко вступила в разговор Шестая. Горгульи уровня «семь-восемь» считали ее самой разумной во всей компании. – Вы помните, чтобы Грейвс кого-то приводил домой? Я не помню.
- Нуу… - не собиралась сдаваться Третья, - Все когда-нибудь происходит в первый раз. И, потом, у Грейвса с месяц назад было большое потрясение. Говорят, этот… Гриндевальд едва не ухайдакал его насмерть. Может, он побыл на пороге гибели и решил… ну, типа, брать от жизни все, что плохо лежит? А что лежит хорошо – перекладывать плохо и тоже брать?
Остальные выразили согласие с мнением Третьей нестройным но одобрительным телепатическим гулом. Шестая хмыкнула и умолкла.
После того, как они миновали огромный, залитый ярким светом, белоснежный мраморный вестибюль и вошли в обитый темно-пурпурным бархатом, с большими зеркалами на стенах лифт, Криденса захлестнула волна ужаса. Он стоял неподвижно, судорожно выпрямившись, не глядя по сторонам и не замечая встревоженного взгляда Грейвса. Аврор не на шутку опасался, что обскурий снова хлопнется в обморок прямо в лифте и на этот случай старался держаться рядом – и от этого Криденс не мог отвлечься от мыслей о том ужасном и отвратительном воздаянии, что ждет его за грехи. Ему хотелось потерять сознание, когда Грейвс прикоснется к нему – и прийти в себя когда все закончится. А лучше вообще не приходить в себя.
Лифт остановился. Грейвс отодвинул изящную металлическую решетку и, сдернув перчатку, протянул руку к замку массивной двери из черного дерева. Крохотная игла впилась в палец и сработавшие магические системы отперли замок, впуская аврора и обскурия в апартаменты.
Пребывая в плену у Гриндевальда, Грейвс рассчитывал, что Темный Маг сунется в его квартиру – и там его возьмут с поличным: системы распознавания, которыми была набита квартира, реагировали на то, что невозможно имитировать с помощью Оборотных Чар. К большой досаде Грейвса, Гриндевальд оказался маньяком, но не дураком – он и близко не подошел к апартаментам. Сослуживцы в аврорате немедленно придумали объяснение – шеф встретил Любовь всей своей жизни и проводит все время в жилище Любви. Узнав об этом, Грейвс не проронил ни слова. Он не считал нужным комментировать подобный бред.
Попавшего в тепло обскурия начала колотить дрожь. Он едва замечал окружающую обстановку – понял только, что квартира очень большая и светлая, заметил светло-серые обои на стенах, бледно-янтарный, почти белый паркет в просторной прихожей и начинающемся за ней широком коридоре, небольшие, строгих геометрических форм светильники из матового металла и слегка дымчатого стекла на стенах и потолке, заливавшие все вокруг ярким белым светом, и большое зеркало – около трех метров в высоту, прямоугольное с закругленными углами, в золотистой металлической раме с вычурными завитушками. В мозгу обскурия мелькнула мысль, что это золото и завитушки не слишком сочетаются с остальной обстановкой - но тут же испуганно исчезла.
Грейвс видел, что мальчишку шатает от усталости и страха. Он произнес:
– Сейчас тебе надо в ванную. Я покажу, куда. – и двинулся по коридору. Криденс покорно побрел следом.
На ходу Грейвс пояснял:
- За этой дверью – уборная. Вон там (аврор кивнул на противоположную сторону коридора, обскурий уныло мотнул головой, взглянув туда же) – кухня, дальше – гостиная. А тебе – сюда.
Аврор распахнул вторую слева дверь и обскурий в замешательстве остановился на пороге. Ванная оказалась не маленьким закутком, а большой комнатой с высоким окном, за которым сияли городские огни, и темно-серым потолком. Три стены и пол были облицованы черным мрамором, глянцево блестевшим в белом свете светильников. На этом мрачно блестящем фоне ослепительно сияла белоснежная эмаль ванны и раковины и хромированные краны. Четвертая стена была зеркальной – от этого помещение казалось еще больше. В углу у двери располагался странный механизм – что-то вроде круглой металлической бочки с системой приводов и рычагов.
Грейвс жестом попросил Криденса подойти к ванне и стал объяснять:
- Как видишь, кран здесь один. Эта штука называется смеситель. Чтобы включать горячую и холодную воду, надо крутить эти два вентиля. Все как обычно, с синей меткой – холодная вода, с красной – горячая. Чтобы включить душ, поверни этот рычаг. Напор регулировать тоже вентилями. В общем, разберешься.
Аврор открыл стоящий у стены черный глянцевый шкафчик и продолжал:
- Бери любое полотенце, потом повесишь его на крючок, вон там. Мыло и всякое помывочное – лежит над раковиной. Там же упакованные зубные щетки, бери любую, распечатывай и пользуйся. Зубная паста – тоже там.
Обскурий слушал это и чувствовал, как его снова захлестывает волна ужаса. Сейчас он вымоется, переоденется, а потом… его заколотило так, что застучали зубы. Криденс стиснул челюсти, дослушал объяснения и кивнул, подтверждая, что все понял.
Аврор видел, как мальчишку снова затрясло. Теперь явно не от холода, а от страха. Похоже, в «Новом Салеме» технический прогресс считали происками дьявола за компанию с магией. Но в три часа ночи Грейвс не чувствовал, что готов предоставить обскурию кадку с водой и бадейку, или что там новые салемцы использовали для помывок. Поэтому он просто сказал:
- Как видишь, ничего сложного. Вещи складывай прямо на пол. Я дам тебе во что переодеться. С твоей одеждой разберемся в ближайшее время. Если что-то понадобится – зови.
И вышел вон.
Через некоторое время из ванной донесся неуверенный плеск воды. Грейвс достал волшебную палочку и пошел готовить спальню для Криденса. Завершив приготовления, аврор отправился в свою гардеробную и достал из шкафа чистую фланелевую пижаму. Он купил ее три года назад на распродаже в «Блумингдейле» - и явно в помрачении ума: пижама была не черной, не серой и даже не темно-синей, а темно-алой в тонкую черную клетку.
Аврор повертел одежду в руках и решил, что, если он сейчас войдет в ванную – обскурий от общей нервности хлопнется в обморок или перекинется в нематериальный облик, а системы защиты постараются нейтрализовать его, и результат может быть плачевным. Поэтому он одним быстрым движением палочки перебросил пижаму в ванную и извлек оттуда плед и вещи Криденса.
Обскурий, опустив голову, стоял под душем. Он понимал, что ему не избежать ужасного, противоестественного и непоправимого, которое должно произойти – поэтому вздохнул, выключил воду, отодвинул створы из матового плексигласа, служившие вместо шторки, вылез из ванны – и остановился в замешательстве.
Его вещи и плед исчезли. Вместо них на полу лежал темно-красный и черный ворох ткани. Криденс поднял лежащие вещи – и, затрепетав от ужаса, развернул высокие черные чулки и темно-алый кружевной пеньюар.
Делать было нечего – пришлось вытираться и надевать непотребные тряпки. В зеркальной стене отразилось странное существо – не то парень не то девица, с бледным личиком, окруженными тенью глазами, дурацкой стрижкой и жалкой улыбкой. Из алых кружев беззащитно торчала длинная тонкая шея. Существо сутулилось и запахивало пеньюар. Криденс с ужасом смотрел на это жалкое и порочное создание. Создание смотрело на него, на измученном личике было выражение страха и отвращения.
Неожиданно за спиной существа возникло какое-то движение. Обскурий увидел, как от черной мраморной стены отделилась невысокая фигура и вышла на свет. Мэри Лу выглядела так, как в день своей гибели – неприметное темное платье, щипаные в ниточку брови, хищная улыбка.
Криденс отпрянул от зеркала, резко оборачиваясь – и чувствительно треснулся плечом о стену. Он задремал под душем и увидел этот странный, наполненный отражениями его страхов сон.
Определенно он сходил с ума. Впрочем, это, наверное, помогло бы ему смириться с ужасной и неминуемой участью. Обскурий вздохнул, выключил воду, отодвинул створы из матового плексигласа, служившие вместо шторки, вылез из ванны – и остановился в замешательстве.
Его вещи и плед исчезли. Вместо них на полу лежал темно-красный и черный ворох ткани.
Сердце Криденса упало – но он с некоторым облегчением перевел дыхание, развернув уютную пижаму из тонкой фланели. Обскурий вытерся, облачился в пижаму (она подходила по росту, но висела на плечах, как на вешалке), почистил зубы и обреченно отворил дверь.
Грейвс ждал его.
- Пойдем, - коротко произнес аврор.
Криденс почувствовал, что больше не в силах бояться. Страх и тревога уступили место бесконечной усталости и глухому равнодушию. Он пошатнулся. Грейвс сделал шаг вперед, пытаясь подхватить его – но обскурий отшатнулся и привалился к стене, опустив голову и глядя в пол. Тогда аврор протянул руку.
- Тебя ведет. Обопрись.
Мальчишка, не поднимая головы, оперся на протянутую руку.
Они прошли дальше по коридору и Грейвс открыл дверь.
Здесь были все те же светло-серые обои, бледно-янтарный паркет и скромные светильники из металла и светло-дымчатого стекла. Окно во всю стену скрывали плотные светло-серые портьеры. Большую часть помещения занимала кровать под темно-серым покрывалом из плотной матовой ткани с блестящим узором, напоминавшим орнамент на церковных покровах. В углу комнаты виднелась еще одна дверь, рядом с ней – простое вертикальное прямоугольное зеркало.
В комнате было полутемно, только горела лампа на одной из тумбочек по бокам кровати.
- Там гардеробная, - пояснил Грейвс, кивнув на вторую дверь. И продолжил объяснения:
- Включать-выключать свет - у двери. – аврор щелкнул выключателем, показав, как управляться с потолочным светильником. Мальчишка снова замер от ужаса, но Грейвс решил, что ни за что не позволит ему пользоваться керосинками, церковными свечками, лучинами, или чем там было положено освещать помещения в «Новом Салеме». – У ночника кнопка сбоку, думаю, разберешься. Если почувствуешь себя нехорошо, или что-то будет нужно – зови. Можешь ничего не говорить, просто сосредоточься и подумай, я услышу. Спокойной ночи.
Грейвс ободряюще улыбнулся обскурию, вышел и закрыл за собой дверь.
Криденс некоторое время смотрел на закрытую дверь, переваривая услышанное. Потом медленно направился к кровати. Сдвинул красивое покрывало, забрался под одеяло в белоснежном пододеяльнике, ощутил щекой прохладную гладкую ткань наволочки. Снова посмотрел на закрытую дверь. Протянул руку и щелкнул выключателем лампы на тумбочке. Некоторое время лежал, глядя в темноту, а потом – свернулся клубочком, натянул одеяло на голову и провалился в темный глубокий сон без сновидений.
*сокращенное от "драгот" - валюта магической Америки
@темы: истории, fantastic beasts, эстетство
во время официального нахождения на больничном Грейвс появлялся на работе не более чем на шесть-семь часов в день
После недолгих раздумий выбрал сэндвич с тунцом, расплатился, под недоуменным взглядом мелкой домовой эльфессы, выдававшей товар (шеф обычно не покупал в автомате) забрал еду и отправился восвояси.
Мне почему-то показалось, что, зная Грейвса, эльфесса подумала, что он на этот сэндвич кого-нибудь ловить будет
Словами не выразить, как приятно получить коммент от человека, который, насколько вижу, разбирается в вопросе. Спасибо, друг.
эльфесса подумала, что он на этот сэндвич кого-нибудь ловить будет
Точно. Некую благовоспитанную и следящую за диетой преступную магическую сущность.
(как-то мимодумно вспоминается: "Слезай с потолка! Нам надо поговорить!")
...и вообще - ах, етаприкрасна
и гранмерси за это чудо
Ну... с помощью... ааа, не знаю кого - накреативим и еще.
И спасибо за высокую оценку, друг мой.
Так это только первая часть.
Именно. Продолжение. Но отнюдь не окончание.
Как жалко, что я толком не рисую! Это бы запечатлеть!
Мне представляется сущность, напоминающая весьма женственного и манерного богомола. Вот это вот (взятое на ограблении банка, где оно хваталками и жвалами вскрывало двери у хранилища с ценностями) сидит такое в углу потолка. Изящнейше чистит хваталки. Вот примерно с таким выражением.
читать дальше
Грейвс (выложив сэндвич на стол).
- Слезь с потолка. Надо поговорить.
Еще конечно представился Грейвс с бутербродом на удочке над банкой с обскуром )) Но это уже в порядке горячечного бреда
Не-не. Это даже и не бред. Хотя мне представляется не ловля как таковая, а, скорее, выманивание наружу. Когда банку кладут на бок, а сэндвич - располагают примерно в метре от нее.
Чтобы из банки вылезли. Собрались. И поели.
будущего по обскуровой гущенастроения по густоте и пластичности тентаклей )ЧооорД. "Обскуровая гуща".
С новым мемом нас всех.
Но факт - Грейвс очень скоро настропалился понимать, в каком настроении эта сущность именно по цвету-оттенку и интенсивности клубения... клубления... короче, по тому, насколько интенсивно он клубился.
А... афигеть. Ты тоже смотрел?
Сорри, прозвучало двусмысленно.
Это я просто в некотором удивлении, сколько народу посмотрело фильм.
Спасибо огромное за высокую оценку.
Чудо, какое умилительное существо получилось, оба существа