Святый Боже... Яви милость, пошли смерть. Ну что тебе стОит? Не для себя ведь прошу!
Не раз и не два пропетое над пиалой чаю в "Якитории". И, наконец, записанное.
История о божественной мощи
История о божественной мощи
- Во-он!!! – от вопля Верховного дознавателя Севериуса заколыхались и зазвякали крохотные бубенчики, нашитые на ткань шатра при входе.
- Вон отсюда!!! – бушевал Верховный дознаватель, топая ножками. – Бесстыдники! Срамники! Отступники!!!
Захария и Наниэль – ездовые послушники, на которых орал Севериус, одинаковым жестом втянули головы в плечи, и попятились к выходу.
- На врэке вам место!!! – совсем уж истошно заголосил Верховный дознаватель. Послушники развернулись и ринулись вон. Севериус проводил их неожиданно-ловкими, быстрыми и хлесткими ударами посоха по спинам и головам.– У! Да! Вить! Вас мало!!!
Вылетев из палатки своего патрона Захария и Наниэль стремглав понеслись по лагерю менитских войск у стен Имера. Отбежав футов на пятьдесят, они остановились перевести дух.
- Ну вот… - с отчаянием в голосе начал Захария. – Кто тебя дернул выпросить на кухне ту курью ножку? В постный-то день? Да еще и меня прельщал… И уж согрешил бы прямо там, а не прятал ее… Преподобный же – святой человек, он все видит…
- Святой он, как же… - Наниэль, из сигнарских менитов – крепкий, светлоглазый, с физиономией, осыпанной веснушками, потер затылок, по которому прогулялся посох Верховного дознавателя. – Ни фига он не видел, унюхал просто. Никакой для этого святости не надо. – Но, взглянув на товарища (казалось, Захария вот-вот разревется – парень был благочестивый и даже трепетный), поправился. – Ну ладно-ладно. Святой. Тока еда-то все равно пропала… В костер бросил… вот, мешала она ему? Я ж все равно нечестивец. Съел бы – так не больше б той нечестивости стало.
- Ой, помолчи лучше…
- Да я чего…
Некоторое время послушники молчали, глядя в усыпанное звездами иссиня-черное небо. Среди звезд холодно сиял тонкий серп Калдера и прятался мрачный полудиск искусительницы-Ларис.
- Ладно. – нарушил молчание Наниэль. – Пошли что ль, стяжаем у кого-нибудь чего-нибудь… вдруг дадут?
- Так ведь постный день… - начал Захария. – и сказано: «После заката не вкушай…»
- Постный, а не голодный. – не допускающим возражения тоном объявил Наниэль. – Это ты у нас одной благодатью Менота жить можешь. А мне есть надобно. – и, поскольку Захария продолжал глядеть на него с молчаливым укором, с ходу нашел объяснение. – Ну, ты же не хочешь, чтоб завтра нас с голодухи шатало? Вот уроним Преподобного - хорошо будет?
На это Захария ничего возразить не смог, и послушники двинулись куда глаза глядят в поисках кормежки.
Менитский лагерь отходил ко сну. У редких костров никого не было видно… Пройдя почти до конца лагеря, Захария и Наниэль потихоньку начали склоняться к мысли, что ужинать они сегодня не будут… Это было крайне досадно - ведь завтракать и обедать им тоже не пришлось.
Но тут из темноты послышалась музыка. Кто-то наигрывал на четырнадцатиструнном мицхаре легкомысленную идрианскую песенку. Пляшущие отсветы одинокого костра, горевшего у палатки, разбитой поодаль от всех остальных, выхватывали из темноты силуэт музыканта: маленькая голова, мощная шея, косая сажень в плечах, могучая спина… Из-за плеча выглядывал длинный тонкий гриф, по которому, перебирая лады, легко порхала крупная длиннопалая кисть.
Пения было не слышно – но в руках виртуоза мицхар вел сразу и мелодию, и аккомпанемент. Наниэль поймал себя на том, что притопывает в такт: уж больно лихо и зажигательно играл незнакомец… Неожиданно правое ухо сигнарца уловило мурлыканье по-идриански. Наниэль повернул голову, и обнаружил, что Захария тихонько подпевает музыке. Под взглядом друга смуглый черноглазый аколит смутился и умолк.
Музыкант завершил песню искрометным пассажем и звонким аккордом, а потом – не поворачивая головы, окликнул:
- Что стоите, как неродные? Идите сюда, не бойтесь!
Аколиты узнали голос. На мицхаре играл Высший служитель веры, воин Менота из Ордена Кулака – брат Амон ад-Раза. Они, робея, вышли к костру.
- Доброго вам вечера. – приветствовал их Амон.
Захария ойкнул и отвел взгляд. Наниэль тоже уставился в землю. Служитель веры был без маски. Лицо у него оказалось молодое, смуглое, с шальными, светлыми зеленовато-голубыми глазами. Жесткие черные волосы – коротко острижены, а в правой ноздре сверкает крохотное золотое колечко. Увидев смущение аколитов, ад-Раза одним плавным, неуловимо-быстрым движением потянулся, откладывая в сторону мицхар, подхватил лежавшую рядом маску и прикрыл физиономию.
- За делом идете, или так, погулять? – осведомился он.
Аколиты сглотнули. Над костерком, горевшим перед служителем веры, висел закрытый крышкой котелок, в котором что-то побулькивало.
Амон проследил направление их взглядов.
- А. – кивнул он. – Сейчас будет готово.
- Благодарствуем. – вежливо произнес Захария. – Мы уже отужинали…
Наниэль засопел – ему очень захотелось дать товарищу пинка. Но брат Амон, похоже, все понял.
- У нас в обители, - произнес монах-воин, - …настоятель был. Умнейший человек. Так он говорил: «Не умеешь врать – тренируйся. А пока не натренировался – опытным людям говори только правду».
Захария, собиравшийся сказать что-то еще, неожиданно передумал и умолк. Амон, присев на корточки, сдвинул крышку с котелка. Запахло рисом и специями.
- Готово. – провозгласил служитель веры. – Налетайте.
Наниэль не заставил себя упрашивать, полез в поясную сумку за миской и ложкой. Захария стоял в нерешительности.
- Но ведь… после заката…
- Так это если до заката смог вкусить. – заметил ад-Раза. - А у меня – не получилось. Да и у вас, как вижу, тоже.
Такому знанию священных текстов не мог противостоять даже благочестивый послушник.
Захария и Наниэль сели рядом с Амоном и дружно налегли на рис, сдобренный молоком и специями, в который для вкуса были добавлены орехи и сушеный виноград.
- Да-а… - протянул ад-Раза, видя их неподдельное рвение. – Совсем господин Верховный дознаватель вас загонял. Нельзя так с живыми-то людьми.
Послушники одним согласным движением кивнули, бойко орудуя ложками.
- А вот на днях… - прожевав и проглотив заметил Наниэль, - он непонятную вещь сказал. Говорит, если будем себя вести нечестиво – он нам явит божественную мощь.
- Мы все думали, как это, - подхватил Захария. - …и чего в этом страшного. Ничего не придумали.
- У Безупречного рыцаря Креоса спрашивали, - Наниэль облизал ложку, и стал пальцами выбирать прилипшие к миске рисинки. Амон, не говоря ни слова, протянул ему кусок лепешки. Наниэль оторвал половину, и начал обтирать миску. – Да…. А он ничего не ответил. И, вроде, даже… смутился как-то.
- Еще бы... – хмыкнул Амон. Он прикончил свою долю, вымакал миску куском лепешки, тщательно вытер ее, отставил в сторону и снова прикрыл лицо маской. – Это лет пять тому была история одна. Вы-то этого помнить не можете – но дело известное. Скажу я вам, что к Севериусу всякие сущеглупые и восторженные создания так и летят, словно медом им намазано… Ну, так вот. Была одна девица нетронутая. Послушница из Храма Пламени. Совсем молоденькая, и… между нами сказать, более безбашенного существа мне видеть не приходилось.
Захария и Наниэль, не переставая жевать, подняли головы, и с интересом уставились на служителя веры.
- Вот и втемяшила эта дева себе в башку, что она преподобного любит. И что ему эта ее любовь нужна. С чего втемяшила – Менот ее ведает. Я уж у нее спрашивал… а она только глядела, да свое твердила: «Он – несча-астный. А я его люблю, и на все для него готова. И любовь моя ему поможет…» Дурная, короче.
Наниэль кивнул, вытирая и пряча свою миску. Захария с сомнением покрутил головой. Похоже, у него было другое мнение.
- Ну, пристала она к Севериусу…- Амон помолчал, подбирая слова. - …как хадорский банный лист, по-другому не сказать. Преподобный уж и так, и этак, и гнал ее от себя, и уговаривал, и к смыслу здравому взывал, чтоб оставила его в покое – она же ни в какую. Ну, и однажды решился он дать ей то, чего она искала... вернее, то, о чем он думал, что она этого ищет. Словом, было меж ними то, что было…
Захария, уже надевший маску, вспыхнул, как маков цвет. Наниэль сначала не понял, но взглянув на товарища, сообразил, о чем речь, и конфузливо опустил глаза.
- А поутру… - невозмутимо продолжал Амон.- …девица всем, кто желал слушать, раззвонила, что мощь-то у преподобного – божественная. Вот оттуда и пошло. Сам Севериус, как об этом узнал, сначала посмеялся, а потом – стал это дело через слово поминать… Хоть, может статься, девица и правду говорила, а господин Верховный дознаватель – подобен онагру…
Захария хихикнул.
- Ко-му? – не понял Наниэль.
- Онагру. – пояснил ад-Раза. – Это такие ослы дикие, у нас в пустынях водятся. Злющие и упрямые… и уши у них – страсть какие длинные. Знаешь, почему?
Аколит помотал головой и пожал плечами.
- А потому – наставительно пояснил брат Амон, - что им в детстве мамки чепчики не надевают. Вот уши и растут вольно, как им заблагорассудится.
Наниэль вопросительно сморщил лоб.
- Так преподобный, - отвечал на его недоумение монах-воин. – Говорят, под одеяниями своими сроду ни подштанников, ни иного исподнего не носил… ну, да вам-то снизу виднее… – оттого и мощь у него божественная.
От послушников впору было разжигать костер – щеки и уши у обоих горели огнем. Ад-Раза взглянул на них, вроде, усмехнулся – под маской не разобрать – и заключил.
- Однако, поздно уже.
- Да-да-да… - засуетился Захария. – Нам пора.
Наниэль поднялся следом за товарищем.
- Ну, вы заходите... – напутствовал их брат Амон. - Если что.
История о божественной мощи
История о божественной мощи
- Во-он!!! – от вопля Верховного дознавателя Севериуса заколыхались и зазвякали крохотные бубенчики, нашитые на ткань шатра при входе.
- Вон отсюда!!! – бушевал Верховный дознаватель, топая ножками. – Бесстыдники! Срамники! Отступники!!!
Захария и Наниэль – ездовые послушники, на которых орал Севериус, одинаковым жестом втянули головы в плечи, и попятились к выходу.
- На врэке вам место!!! – совсем уж истошно заголосил Верховный дознаватель. Послушники развернулись и ринулись вон. Севериус проводил их неожиданно-ловкими, быстрыми и хлесткими ударами посоха по спинам и головам.– У! Да! Вить! Вас мало!!!
Вылетев из палатки своего патрона Захария и Наниэль стремглав понеслись по лагерю менитских войск у стен Имера. Отбежав футов на пятьдесят, они остановились перевести дух.
- Ну вот… - с отчаянием в голосе начал Захария. – Кто тебя дернул выпросить на кухне ту курью ножку? В постный-то день? Да еще и меня прельщал… И уж согрешил бы прямо там, а не прятал ее… Преподобный же – святой человек, он все видит…
- Святой он, как же… - Наниэль, из сигнарских менитов – крепкий, светлоглазый, с физиономией, осыпанной веснушками, потер затылок, по которому прогулялся посох Верховного дознавателя. – Ни фига он не видел, унюхал просто. Никакой для этого святости не надо. – Но, взглянув на товарища (казалось, Захария вот-вот разревется – парень был благочестивый и даже трепетный), поправился. – Ну ладно-ладно. Святой. Тока еда-то все равно пропала… В костер бросил… вот, мешала она ему? Я ж все равно нечестивец. Съел бы – так не больше б той нечестивости стало.
- Ой, помолчи лучше…
- Да я чего…
Некоторое время послушники молчали, глядя в усыпанное звездами иссиня-черное небо. Среди звезд холодно сиял тонкий серп Калдера и прятался мрачный полудиск искусительницы-Ларис.
- Ладно. – нарушил молчание Наниэль. – Пошли что ль, стяжаем у кого-нибудь чего-нибудь… вдруг дадут?
- Так ведь постный день… - начал Захария. – и сказано: «После заката не вкушай…»
- Постный, а не голодный. – не допускающим возражения тоном объявил Наниэль. – Это ты у нас одной благодатью Менота жить можешь. А мне есть надобно. – и, поскольку Захария продолжал глядеть на него с молчаливым укором, с ходу нашел объяснение. – Ну, ты же не хочешь, чтоб завтра нас с голодухи шатало? Вот уроним Преподобного - хорошо будет?
На это Захария ничего возразить не смог, и послушники двинулись куда глаза глядят в поисках кормежки.
Менитский лагерь отходил ко сну. У редких костров никого не было видно… Пройдя почти до конца лагеря, Захария и Наниэль потихоньку начали склоняться к мысли, что ужинать они сегодня не будут… Это было крайне досадно - ведь завтракать и обедать им тоже не пришлось.
Но тут из темноты послышалась музыка. Кто-то наигрывал на четырнадцатиструнном мицхаре легкомысленную идрианскую песенку. Пляшущие отсветы одинокого костра, горевшего у палатки, разбитой поодаль от всех остальных, выхватывали из темноты силуэт музыканта: маленькая голова, мощная шея, косая сажень в плечах, могучая спина… Из-за плеча выглядывал длинный тонкий гриф, по которому, перебирая лады, легко порхала крупная длиннопалая кисть.
Пения было не слышно – но в руках виртуоза мицхар вел сразу и мелодию, и аккомпанемент. Наниэль поймал себя на том, что притопывает в такт: уж больно лихо и зажигательно играл незнакомец… Неожиданно правое ухо сигнарца уловило мурлыканье по-идриански. Наниэль повернул голову, и обнаружил, что Захария тихонько подпевает музыке. Под взглядом друга смуглый черноглазый аколит смутился и умолк.
Музыкант завершил песню искрометным пассажем и звонким аккордом, а потом – не поворачивая головы, окликнул:
- Что стоите, как неродные? Идите сюда, не бойтесь!
Аколиты узнали голос. На мицхаре играл Высший служитель веры, воин Менота из Ордена Кулака – брат Амон ад-Раза. Они, робея, вышли к костру.
- Доброго вам вечера. – приветствовал их Амон.
Захария ойкнул и отвел взгляд. Наниэль тоже уставился в землю. Служитель веры был без маски. Лицо у него оказалось молодое, смуглое, с шальными, светлыми зеленовато-голубыми глазами. Жесткие черные волосы – коротко острижены, а в правой ноздре сверкает крохотное золотое колечко. Увидев смущение аколитов, ад-Раза одним плавным, неуловимо-быстрым движением потянулся, откладывая в сторону мицхар, подхватил лежавшую рядом маску и прикрыл физиономию.
- За делом идете, или так, погулять? – осведомился он.
Аколиты сглотнули. Над костерком, горевшим перед служителем веры, висел закрытый крышкой котелок, в котором что-то побулькивало.
Амон проследил направление их взглядов.
- А. – кивнул он. – Сейчас будет готово.
- Благодарствуем. – вежливо произнес Захария. – Мы уже отужинали…
Наниэль засопел – ему очень захотелось дать товарищу пинка. Но брат Амон, похоже, все понял.
- У нас в обители, - произнес монах-воин, - …настоятель был. Умнейший человек. Так он говорил: «Не умеешь врать – тренируйся. А пока не натренировался – опытным людям говори только правду».
Захария, собиравшийся сказать что-то еще, неожиданно передумал и умолк. Амон, присев на корточки, сдвинул крышку с котелка. Запахло рисом и специями.
- Готово. – провозгласил служитель веры. – Налетайте.
Наниэль не заставил себя упрашивать, полез в поясную сумку за миской и ложкой. Захария стоял в нерешительности.
- Но ведь… после заката…
- Так это если до заката смог вкусить. – заметил ад-Раза. - А у меня – не получилось. Да и у вас, как вижу, тоже.
Такому знанию священных текстов не мог противостоять даже благочестивый послушник.
Захария и Наниэль сели рядом с Амоном и дружно налегли на рис, сдобренный молоком и специями, в который для вкуса были добавлены орехи и сушеный виноград.
- Да-а… - протянул ад-Раза, видя их неподдельное рвение. – Совсем господин Верховный дознаватель вас загонял. Нельзя так с живыми-то людьми.
Послушники одним согласным движением кивнули, бойко орудуя ложками.
- А вот на днях… - прожевав и проглотив заметил Наниэль, - он непонятную вещь сказал. Говорит, если будем себя вести нечестиво – он нам явит божественную мощь.
- Мы все думали, как это, - подхватил Захария. - …и чего в этом страшного. Ничего не придумали.
- У Безупречного рыцаря Креоса спрашивали, - Наниэль облизал ложку, и стал пальцами выбирать прилипшие к миске рисинки. Амон, не говоря ни слова, протянул ему кусок лепешки. Наниэль оторвал половину, и начал обтирать миску. – Да…. А он ничего не ответил. И, вроде, даже… смутился как-то.
- Еще бы... – хмыкнул Амон. Он прикончил свою долю, вымакал миску куском лепешки, тщательно вытер ее, отставил в сторону и снова прикрыл лицо маской. – Это лет пять тому была история одна. Вы-то этого помнить не можете – но дело известное. Скажу я вам, что к Севериусу всякие сущеглупые и восторженные создания так и летят, словно медом им намазано… Ну, так вот. Была одна девица нетронутая. Послушница из Храма Пламени. Совсем молоденькая, и… между нами сказать, более безбашенного существа мне видеть не приходилось.
Захария и Наниэль, не переставая жевать, подняли головы, и с интересом уставились на служителя веры.
- Вот и втемяшила эта дева себе в башку, что она преподобного любит. И что ему эта ее любовь нужна. С чего втемяшила – Менот ее ведает. Я уж у нее спрашивал… а она только глядела, да свое твердила: «Он – несча-астный. А я его люблю, и на все для него готова. И любовь моя ему поможет…» Дурная, короче.
Наниэль кивнул, вытирая и пряча свою миску. Захария с сомнением покрутил головой. Похоже, у него было другое мнение.
- Ну, пристала она к Севериусу…- Амон помолчал, подбирая слова. - …как хадорский банный лист, по-другому не сказать. Преподобный уж и так, и этак, и гнал ее от себя, и уговаривал, и к смыслу здравому взывал, чтоб оставила его в покое – она же ни в какую. Ну, и однажды решился он дать ей то, чего она искала... вернее, то, о чем он думал, что она этого ищет. Словом, было меж ними то, что было…
Захария, уже надевший маску, вспыхнул, как маков цвет. Наниэль сначала не понял, но взглянув на товарища, сообразил, о чем речь, и конфузливо опустил глаза.
- А поутру… - невозмутимо продолжал Амон.- …девица всем, кто желал слушать, раззвонила, что мощь-то у преподобного – божественная. Вот оттуда и пошло. Сам Севериус, как об этом узнал, сначала посмеялся, а потом – стал это дело через слово поминать… Хоть, может статься, девица и правду говорила, а господин Верховный дознаватель – подобен онагру…
Захария хихикнул.
- Ко-му? – не понял Наниэль.
- Онагру. – пояснил ад-Раза. – Это такие ослы дикие, у нас в пустынях водятся. Злющие и упрямые… и уши у них – страсть какие длинные. Знаешь, почему?
Аколит помотал головой и пожал плечами.
- А потому – наставительно пояснил брат Амон, - что им в детстве мамки чепчики не надевают. Вот уши и растут вольно, как им заблагорассудится.
Наниэль вопросительно сморщил лоб.
- Так преподобный, - отвечал на его недоумение монах-воин. – Говорят, под одеяниями своими сроду ни подштанников, ни иного исподнего не носил… ну, да вам-то снизу виднее… – оттого и мощь у него божественная.
От послушников впору было разжигать костер – щеки и уши у обоих горели огнем. Ад-Раза взглянул на них, вроде, усмехнулся – под маской не разобрать – и заключил.
- Однако, поздно уже.
- Да-да-да… - засуетился Захария. – Нам пора.
Наниэль поднялся следом за товарищем.
- Ну, вы заходите... – напутствовал их брат Амон. - Если что.
@темы: вторчество, WARMACHINE, быт, нравы и все такое
-
-
11.09.2009 в 09:19Очень образные рассказ получился. Пойду утащу )
-
-
11.09.2009 в 09:55Да пОлно... Вот если бы он им рассказывал о взаимном вращении Каэна и солнца - это было бы да, смущение умов.
-
-
11.09.2009 в 11:04а Амон в курсе? Видать, подобрал выброшенную разгневанным иерархом брошюрку )))
-
-
11.09.2009 в 11:33Дак, вероятность, что в курсе - такая же, имхо, что не в курсе (50Х50).
Но авторским произволом можно объявить, что в курсе.
Однако, как бы то ни было - рассказывать им он бы точно не стал. Потому как скабрезности - одно дело, а идеология - вовсе другое.
-
-
11.09.2009 в 11:45Кстати, хорошая идея... про брошюрку-то можно как-нибудь упомянуть (насчет того, что, когда иерарх ее выкинул, книжицу долго искали, но так и не нашли)
-
-
11.09.2009 в 13:24Интересно, как бы Амон воспринял такое вот откровение о вращении планеты. Он же все таки верующий.
-
-
11.09.2009 в 17:29А все в воле Менота.
Бог же как сочтет нужным - так и располагает. Может, когда-то и впрямь солнце вращалось вокруг Каэна... потом такой расклад Менота устраивать перестал - он взял и поменял их местами.