Святый Боже... Яви милость, пошли смерть. Ну что тебе стОит? Не для себя ведь прошу!
Унесенные варпом
Стоя перед зеркалом, он медленно поворачивался, не обнаруживая в себе ни малейшего изъяна. Высокая крепкая шея не производила впечатления грубой мощи, на руках играли мускулы, а прямые гордо развернутые плечи были просто великолепны. Не в пример многим Детям Императора он никогда не приказывал добавлять к доспеху дополнительные ребра жесткости, чтобы они помогали сохранять строгую осанку. Его радовало, что у него, как у брата-капитана Элэйна, которого при всем тщеславии Шарлах считал обладателем почти идеальной внешности, тонкие, длинные кисти рук и маленькие ступни, и, конечно, ему хотелось бы быть таким же высоким, как Элэйн, но в общем Шарлах был вполне доволен своими двумя-тридцатью пятью. Обидно, что доспех так много закрывает, подумал он, закинув руки за голову и любуясь игрой мышц под бледной матовой кожей с тонким узором татуировки. Что и говорить, мускулатура у него отменная. Еще в бытность его неофитом боевые товарищи ею восхищались. А уж такой тонкой талии, узких крепких бедер и стройных ног, как у него, нет, пожалуй ни у кого по эту сторону Ока Ужаса, а по ту – тем более.
Мысль о талии заставила его вернуться к практическим делам. Матфей затянул его корсет в талии до 78 сантиметров – для черного доспеха, а черно-зеленый требует чтоб было не больше 72. Надо велеть затянуть потуже. Шарлах приотворил дверь, прислушался: из холла доносилась неторопливая поступь Матфея. Шарлах нетерпеливо окликнул его, зная, что в этот час может сколько угодно покрикивать на денщика, никто и слова не скажет – брат-капитан сейчас проверял, все ли готово для поездки, и в казарме его не было.
— Походу, тут кому-то кажется, что у меня джамп-пак сзади болтается, - проворчал Матфей, ренегат из Мортифактов, неторопливо идя к двери. Черная, как эбонит, физиономия здоровенного ренегата выражала неприкрытую готовность к битве. В громадных перчатках покачивался поднос, над которым поднимался пар от двух крупных, политых маслом ямсов, груды оладий в сиропе и большого куска ветчины, плавающего в подливке. При виде этой ноши легкое раздражение, написанное на лице Шарлаха, сменилось выражением воинственного упрямства. Волнение, связанное с выбором доспеха, заставило его забыть установленное братом-сержантом и Матфеем железное правило: прежде чем молодые братья отправятся куда-нибудь, где предполагается застолье, их следует так напичкать едой в родной обители, чтобы там они уже не могли проглотить ни кусочка.
— Зря притащил. Я не стану есть. Унеси обратно.
Матфей поставил поднос на стол, выпрямился, взглянул на Шарлаха с высоты своих двух-шестидесяти.
— Ага, щаз. Нет уж, кушать подано, садитеся жрать пожалуйста! Нужно мне больно, чтоб опять трепали языком, как в тот раз: видать, беднО у них в обители и сурово – вот братья и мечут все, что перед ними в гостях поставят! Все скушайте до последнего кусочка!
— Нет, не стану! Поди сюда, затяни мне корсет потуже, я и так опаздываю. Лэндрайдер уже здесь – я слышал, как его подавали.
Теперь Матфей заговорил негромко и вкрадчиво:
— Ну , что вам стОит? Ну, немножко? Брат Кьеран, вон, скушал все до капельки.
— Еще бы ему не скушать, он же тебя до мокрого доспеха боится, - презрительно произнес Шарлах. — А я не стану. Убери поднос! Я прекрасно помню, как сожрал все, что ты приволок, а потом на церемонии Наслаждения Вкусом было мороженое, для которого лед получили контрабандой с самой… как ее… Вальхаллы, с той стороны Ока, а я не смог съесть ни ложечки. А сегодня я буду есть в свое удовольствие все, что захочу.
Стоя перед зеркалом, он медленно поворачивался, не обнаруживая в себе ни малейшего изъяна. Высокая крепкая шея не производила впечатления грубой мощи, на руках играли мускулы, а прямые гордо развернутые плечи были просто великолепны. Не в пример многим Детям Императора он никогда не приказывал добавлять к доспеху дополнительные ребра жесткости, чтобы они помогали сохранять строгую осанку. Его радовало, что у него, как у брата-капитана Элэйна, которого при всем тщеславии Шарлах считал обладателем почти идеальной внешности, тонкие, длинные кисти рук и маленькие ступни, и, конечно, ему хотелось бы быть таким же высоким, как Элэйн, но в общем Шарлах был вполне доволен своими двумя-тридцатью пятью. Обидно, что доспех так много закрывает, подумал он, закинув руки за голову и любуясь игрой мышц под бледной матовой кожей с тонким узором татуировки. Что и говорить, мускулатура у него отменная. Еще в бытность его неофитом боевые товарищи ею восхищались. А уж такой тонкой талии, узких крепких бедер и стройных ног, как у него, нет, пожалуй ни у кого по эту сторону Ока Ужаса, а по ту – тем более.
Мысль о талии заставила его вернуться к практическим делам. Матфей затянул его корсет в талии до 78 сантиметров – для черного доспеха, а черно-зеленый требует чтоб было не больше 72. Надо велеть затянуть потуже. Шарлах приотворил дверь, прислушался: из холла доносилась неторопливая поступь Матфея. Шарлах нетерпеливо окликнул его, зная, что в этот час может сколько угодно покрикивать на денщика, никто и слова не скажет – брат-капитан сейчас проверял, все ли готово для поездки, и в казарме его не было.
— Походу, тут кому-то кажется, что у меня джамп-пак сзади болтается, - проворчал Матфей, ренегат из Мортифактов, неторопливо идя к двери. Черная, как эбонит, физиономия здоровенного ренегата выражала неприкрытую готовность к битве. В громадных перчатках покачивался поднос, над которым поднимался пар от двух крупных, политых маслом ямсов, груды оладий в сиропе и большого куска ветчины, плавающего в подливке. При виде этой ноши легкое раздражение, написанное на лице Шарлаха, сменилось выражением воинственного упрямства. Волнение, связанное с выбором доспеха, заставило его забыть установленное братом-сержантом и Матфеем железное правило: прежде чем молодые братья отправятся куда-нибудь, где предполагается застолье, их следует так напичкать едой в родной обители, чтобы там они уже не могли проглотить ни кусочка.
— Зря притащил. Я не стану есть. Унеси обратно.
Матфей поставил поднос на стол, выпрямился, взглянул на Шарлаха с высоты своих двух-шестидесяти.
— Ага, щаз. Нет уж, кушать подано, садитеся жрать пожалуйста! Нужно мне больно, чтоб опять трепали языком, как в тот раз: видать, беднО у них в обители и сурово – вот братья и мечут все, что перед ними в гостях поставят! Все скушайте до последнего кусочка!
— Нет, не стану! Поди сюда, затяни мне корсет потуже, я и так опаздываю. Лэндрайдер уже здесь – я слышал, как его подавали.
Теперь Матфей заговорил негромко и вкрадчиво:
— Ну , что вам стОит? Ну, немножко? Брат Кьеран, вон, скушал все до капельки.
— Еще бы ему не скушать, он же тебя до мокрого доспеха боится, - презрительно произнес Шарлах. — А я не стану. Убери поднос! Я прекрасно помню, как сожрал все, что ты приволок, а потом на церемонии Наслаждения Вкусом было мороженое, для которого лед получили контрабандой с самой… как ее… Вальхаллы, с той стороны Ока, а я не смог съесть ни ложечки. А сегодня я буду есть в свое удовольствие все, что захочу.
@темы: вторчество, WH40K, пародии
-
-
03.09.2009 в 08:15БерлихингенаФульгрима-
-
03.09.2009 в 08:16-
-
03.09.2009 в 21:50Ха. Так, идеи-то "так в воздухе и носятся"(с)... А иногда даже и садятся.
Ну и порядки у них в обители...
-
-
03.09.2009 в 22:03