Святый Боже... Яви милость, пошли смерть. Ну что тебе стОит? Не для себя ведь прошу!
Сеть обещают починить только завтра (onlime - отличный провайдер, но если чего сломается - выноси святых... пока сами не убегли). Я был очень зол и с налету отфигачил десятую главу.
Под катом - декольтированный Фулгрим и история о том, как Юлий Каэсорон едва не попал по-крупному.
Расколотое отражение (XIX)
Галерея Мечей была местом, где любители выставлять напоказ свои достижения из числа Детей Императора с удовольствием являли последние выполненные из плоти шедевры. Последователи апотекария Фабия, они надеялись привлечь его внимание, обвивая прекрасными тканями жемчужины своего жуткого, сохраняющего видимость жизни искусства, демонстрируя их у подножия быкоголовых статуй, стоявших шеренгами по обе стороны Пути Андроника.
Огромные высеченные из гранита изображения героев Легиона, воинов, благодаря которым первые подвиги Детей Императора изменили галактику, своим обликом больше не походили на людей. Их черты, запечатленные с любовной тщательностью, были стесаны, сглажены и высечены снова – и теперь их вид соответствовал новой, небывалой доселе эстетике Легиона. Гротескные маски со злобой и плотоядным вожделением следили за теми, кто проходил у подножия статуй – и каждого, кто бросал на них взгляд, охватывал восхитительный ужас от этих соблазнительно-искаженных личин.
Логово апотекария Фабия располагалось под Галереей Мечей, стихийно разросшийся медицинский комплекс из места исцеления, исследований и непревзойденного мастерства ученых превратился в сумрачный лабиринт мучений, криков боли и кошмарных, бесчеловечных экспериментов.
В Галерею Мечей, сопровождаемый идущим рядом Юлием Каэсороном, стремительно вошел Фулгрим – царственно-величавый в длинном одеянии кремового цвета, украшенном тончайшей серебряной вышивкой, струившейся по подолу, низу рукавов и воротнику. Пояс с ножнами для меча, отделанный зеркально-отполированными металлическими дисками, стягивал его талию; Фулгрим старался, чтобы золотой эфес Анатэма всегда был рядом с его рукой.
Белые волосы примарха были убраны назад, в длинный пучок, лежащий от лба вдоль головы – он был перевит перламутровыми нитями, его удерживал на месте обруч из золотых лавровых листьев. Его грудь, совершенная, как у статуи, была обнажена, бледную кожу во всех направлениях пересекали многочисленные рубцы от недавних хирургических операций и усовершенствований, сделанных Фабием.
Несмотря на то, что Каэсорон был облачен в терминаторскую броню, усаженную шипами, задрапированную поверх плащом из человеческой кожи – он едва доходил Фулгриму до плеча. Одетый в великолепный наряд вместо боевого доспеха, Фулгрим оставался воином и внушал благоговейный страх.
Примарх остановился у статуи, которая более других пострадала от рук искусных мастеров Легиона. Он улыбнулся, взглянув на покрытую чешуей, как у рептилии, быкоподобную голову, в которую превратилось лицо статуи. Доспехи воина были покрыты вырезанными священными символами, а на петлях из колючей проволоки, окружая статую, болтались три выпотрошенных тела: два из них были подвешены за безобразно вытянутые руки, одно за левую, второе – за правую, а еще одно – за шею.
- А, Иллиос, теперь ты бы себя не узнал, - задумчиво произнес Фулгрим, в его голосе звучала ностальгия. – Я помню день, когда ты впервые обнажил меч, сражаясь бок о бок со мной- это было, когда мы создали союз восемнадцати племен. Тогда мы были молоды и воевали, ничего не зная об этом огромном мире.
- Вы желали бы, чтобы он сейчас был с нами? – спросил Каэсорон.
Фулгрим усмехнулся и покачал головой.
- Нет. Боюсь, мне пришлось бы самому убить его. Он не любил перемен, Юлий. У него были собственные понятия о чести, от которых он не отступал ни на шаг, и с которыми носился, сколько я его помню – так что, не думаю, что ему пришелся бы по душе новый опыт, дарованный нам.
Примарх окинул задумчивым взглядом статую того, кто некогда был его братом по оружию, и на его алебастрово-белом лице появилось странное выражение. Хотя теперь Каэсорон не мог воспринимать окружающий мир во всех его красках, как он умел это раньше – даже от него не укрылась тень мрачных воспоминаний во взоре примарха.
- Как наивны мы были, друг мой… - в раздумье произнес Фулгрим. – Как слепы…
- Мой господин?
- Нет. Ничего, Юлий. – ответил Фулгрим, устремляясь вперед, к противоположному концу галереи.
- Как погиб командор Иллиос? – спросил Каэсорон.
- Ты сам знаешь ответ, Юлий. Твое стремление к совершенству требует от тебя помнить все о победах, одержанных нами в прошлом.
- Я знаю это, но слышать эти истории из Ваших уст – всегда несравненный и бесценный опыт.
- Что ж, хорошо. – улыбнулся Фулгрим. – Апотекарий Фабий, думаю, не будет возражать, если мы слегка опоздаем.
Каэсорон кивнул.
- Я уверен, что не будет.
- Отлично. Иллиос, твой нрав привел тебя к гибели. – произнес Фулгрим, его голос потеплел от воспоминаний. – В тебе жила ликующая ярость и великая скорбь. Не самое лучшее сочетание для воина, но ты был столь велик, что почти смог преодолеть свои слабости. Он был могуч, Юлий, высок и горд, его облекала Броня Хемоса, а в деснице его был Фальшион Палача, меч с тройным клинком. И не было ему преграды. Лишь один мог превзойти этого воина, но он не испытывал ревности к моему великолепию.
- Он ведь упал с вершины города-левиафана Бархеттанского Воеводы, так?
- Если ты так хорошо знаешь эту историю, что же просишь меня рассказывать ее? – раздраженно бросил Фулгрим, в его глазах зажегся недобрый огонь.
- Прошу прощения, господин, – ответил Каэсорон, смиренно склонив голову. – Это была волнующая история, я забылся, слушая Вас.
- Тебе не мешало бы держать рот на замке, Юлий. – заметил Фулгрим. – Не перебивай меня, когда я говорю. Или тебя ничему не научило то, что случилось с Эйдолоном?
- Это было… поучительно. – уверил его Каэсорон.
- Когда я говорю, я – солнце, вокруг которого вращаетесь все вы, - произнес Фулгрим, склоняясь к Каэсорону и вперив в него разгневанный взгляд. Его черные глаза казались озерами нефти, готовой вспыхнуть от бешеной ярости. Каэсорон понял, что, заговорив, совершил ужасную ошибку, и что сейчас его жизнь висит на волоске.
- Мой господин, кто, кроме Вас, способен говорить с такой страстью, что она заставляет меня быть невоздержанных в речах?
- Ты прав, никто, - согласился Фулгрим. – Естественно, что мои слова заворожили тебя.
Гнев Фулгрима испарился, как не бывало; могучей рукой он хлопнул по наплечнику Каэсорона, заставляя Первого капитана пошатнуться.
- Мы так похожи, Юлий, не правда ли? – задумчиво произнес примарх. - Вспоминаем о былой славе, хотя есть новые враги, с которыми мы будем сражаться, и новые чувства, изменяющие нас с каждым вздохом.
- Тогда давайте поспешим к Фабию, - произнес Каэсорон, указав в сторону полутемной аркады на выходе из Галереи Мечей.
- Ты прав, надо поспешить. – согласился Фулгрим, его голос дрогнул от нетерпения. – Я сгораю от желания узнать, какие чудеса он приготовил для меня на сей раз.
- Он обещал, что это будет нечто особенное. – заверил Юлий Каэсорон.
Под катом - декольтированный Фулгрим и история о том, как Юлий Каэсорон едва не попал по-крупному.

Расколотое отражение (XIX)
Галерея Мечей была местом, где любители выставлять напоказ свои достижения из числа Детей Императора с удовольствием являли последние выполненные из плоти шедевры. Последователи апотекария Фабия, они надеялись привлечь его внимание, обвивая прекрасными тканями жемчужины своего жуткого, сохраняющего видимость жизни искусства, демонстрируя их у подножия быкоголовых статуй, стоявших шеренгами по обе стороны Пути Андроника.
Огромные высеченные из гранита изображения героев Легиона, воинов, благодаря которым первые подвиги Детей Императора изменили галактику, своим обликом больше не походили на людей. Их черты, запечатленные с любовной тщательностью, были стесаны, сглажены и высечены снова – и теперь их вид соответствовал новой, небывалой доселе эстетике Легиона. Гротескные маски со злобой и плотоядным вожделением следили за теми, кто проходил у подножия статуй – и каждого, кто бросал на них взгляд, охватывал восхитительный ужас от этих соблазнительно-искаженных личин.
Логово апотекария Фабия располагалось под Галереей Мечей, стихийно разросшийся медицинский комплекс из места исцеления, исследований и непревзойденного мастерства ученых превратился в сумрачный лабиринт мучений, криков боли и кошмарных, бесчеловечных экспериментов.
В Галерею Мечей, сопровождаемый идущим рядом Юлием Каэсороном, стремительно вошел Фулгрим – царственно-величавый в длинном одеянии кремового цвета, украшенном тончайшей серебряной вышивкой, струившейся по подолу, низу рукавов и воротнику. Пояс с ножнами для меча, отделанный зеркально-отполированными металлическими дисками, стягивал его талию; Фулгрим старался, чтобы золотой эфес Анатэма всегда был рядом с его рукой.
Белые волосы примарха были убраны назад, в длинный пучок, лежащий от лба вдоль головы – он был перевит перламутровыми нитями, его удерживал на месте обруч из золотых лавровых листьев. Его грудь, совершенная, как у статуи, была обнажена, бледную кожу во всех направлениях пересекали многочисленные рубцы от недавних хирургических операций и усовершенствований, сделанных Фабием.
Несмотря на то, что Каэсорон был облачен в терминаторскую броню, усаженную шипами, задрапированную поверх плащом из человеческой кожи – он едва доходил Фулгриму до плеча. Одетый в великолепный наряд вместо боевого доспеха, Фулгрим оставался воином и внушал благоговейный страх.
Примарх остановился у статуи, которая более других пострадала от рук искусных мастеров Легиона. Он улыбнулся, взглянув на покрытую чешуей, как у рептилии, быкоподобную голову, в которую превратилось лицо статуи. Доспехи воина были покрыты вырезанными священными символами, а на петлях из колючей проволоки, окружая статую, болтались три выпотрошенных тела: два из них были подвешены за безобразно вытянутые руки, одно за левую, второе – за правую, а еще одно – за шею.
- А, Иллиос, теперь ты бы себя не узнал, - задумчиво произнес Фулгрим, в его голосе звучала ностальгия. – Я помню день, когда ты впервые обнажил меч, сражаясь бок о бок со мной- это было, когда мы создали союз восемнадцати племен. Тогда мы были молоды и воевали, ничего не зная об этом огромном мире.
- Вы желали бы, чтобы он сейчас был с нами? – спросил Каэсорон.
Фулгрим усмехнулся и покачал головой.
- Нет. Боюсь, мне пришлось бы самому убить его. Он не любил перемен, Юлий. У него были собственные понятия о чести, от которых он не отступал ни на шаг, и с которыми носился, сколько я его помню – так что, не думаю, что ему пришелся бы по душе новый опыт, дарованный нам.
Примарх окинул задумчивым взглядом статую того, кто некогда был его братом по оружию, и на его алебастрово-белом лице появилось странное выражение. Хотя теперь Каэсорон не мог воспринимать окружающий мир во всех его красках, как он умел это раньше – даже от него не укрылась тень мрачных воспоминаний во взоре примарха.
- Как наивны мы были, друг мой… - в раздумье произнес Фулгрим. – Как слепы…
- Мой господин?
- Нет. Ничего, Юлий. – ответил Фулгрим, устремляясь вперед, к противоположному концу галереи.
- Как погиб командор Иллиос? – спросил Каэсорон.
- Ты сам знаешь ответ, Юлий. Твое стремление к совершенству требует от тебя помнить все о победах, одержанных нами в прошлом.
- Я знаю это, но слышать эти истории из Ваших уст – всегда несравненный и бесценный опыт.
- Что ж, хорошо. – улыбнулся Фулгрим. – Апотекарий Фабий, думаю, не будет возражать, если мы слегка опоздаем.
Каэсорон кивнул.
- Я уверен, что не будет.
- Отлично. Иллиос, твой нрав привел тебя к гибели. – произнес Фулгрим, его голос потеплел от воспоминаний. – В тебе жила ликующая ярость и великая скорбь. Не самое лучшее сочетание для воина, но ты был столь велик, что почти смог преодолеть свои слабости. Он был могуч, Юлий, высок и горд, его облекала Броня Хемоса, а в деснице его был Фальшион Палача, меч с тройным клинком. И не было ему преграды. Лишь один мог превзойти этого воина, но он не испытывал ревности к моему великолепию.
- Он ведь упал с вершины города-левиафана Бархеттанского Воеводы, так?
- Если ты так хорошо знаешь эту историю, что же просишь меня рассказывать ее? – раздраженно бросил Фулгрим, в его глазах зажегся недобрый огонь.
- Прошу прощения, господин, – ответил Каэсорон, смиренно склонив голову. – Это была волнующая история, я забылся, слушая Вас.
- Тебе не мешало бы держать рот на замке, Юлий. – заметил Фулгрим. – Не перебивай меня, когда я говорю. Или тебя ничему не научило то, что случилось с Эйдолоном?
- Это было… поучительно. – уверил его Каэсорон.
- Когда я говорю, я – солнце, вокруг которого вращаетесь все вы, - произнес Фулгрим, склоняясь к Каэсорону и вперив в него разгневанный взгляд. Его черные глаза казались озерами нефти, готовой вспыхнуть от бешеной ярости. Каэсорон понял, что, заговорив, совершил ужасную ошибку, и что сейчас его жизнь висит на волоске.
- Мой господин, кто, кроме Вас, способен говорить с такой страстью, что она заставляет меня быть невоздержанных в речах?
- Ты прав, никто, - согласился Фулгрим. – Естественно, что мои слова заворожили тебя.
Гнев Фулгрима испарился, как не бывало; могучей рукой он хлопнул по наплечнику Каэсорона, заставляя Первого капитана пошатнуться.
- Мы так похожи, Юлий, не правда ли? – задумчиво произнес примарх. - Вспоминаем о былой славе, хотя есть новые враги, с которыми мы будем сражаться, и новые чувства, изменяющие нас с каждым вздохом.
- Тогда давайте поспешим к Фабию, - произнес Каэсорон, указав в сторону полутемной аркады на выходе из Галереи Мечей.
- Ты прав, надо поспешить. – согласился Фулгрим, его голос дрогнул от нетерпения. – Я сгораю от желания узнать, какие чудеса он приготовил для меня на сей раз.
- Он обещал, что это будет нечто особенное. – заверил Юлий Каэсорон.
@темы: переводы, WH40K, Reflection crack`d
А вообще Дети Императора не дураки поработать - помимо любительских занятий пластинацией ещё и быкоголовых статуй наваяли. Сыны Хоруса просто стыдливо прикрыли вход в ложу занавеской...
Фулгрим явно когда-то Элвиса встречал! Костюмчик-то знакомый
вместо больших красивых голов получились маленькие и страшные
Вот и мне тоже это представилось. Здоровенное тулово, на котором торчит маахонькая головенка со страшной рожей.
Сыны Хоруса просто стыдливо прикрыли вход в ложу занавеской...
В том-то, имхо, и "маленькая разница".
И - да. Насчет костюмчика та же ассоциация (только у Элвиса - портки, а у Фулгрима юППко)
с задрапированным поверх нее - наверно, "броню, задрапированную поверх плащом".
О. А это мысль. Пожалуй, так и напишу.
Я бы сказал - они их прегрызли, и пока их не получается починить.
Да пОлно. Я же человек неверующий.
Ну, жаль, что не вышло погулять. Но, возможно, в другой раз.
Полагаю, она красит. Но отсюда не вижу, потому что она это делает в Ярославле.