Унесенные варпом
Открытый бунт заставил Матфея грозно нахмуриться. Что положено делать молодому воину из Детей Императора и что не положено, было в его глазах непререкаемо и так же отличалось одно от другого, как черное от белого. Никакой середины тут быть не могло. Кьеран и другие молодые братья были воском в его мощных руках и внимательно прислушивались к его наставлениям, основанным на богатейшем жизненном опыте и безотказном здравом смысле. А вот внушить Шарлаху, что почти все его устремления противоречат тому, что ждут от него окружающие, было нелегко. Каждая победа, одержанная в этой борьбе, завоевывалась с великим трудом и с помощью различных уловок, доступных только коварному ренегатскому уму.
— Ну, может, вам наплевать, что там языками треплют про вашу обитель, а мне-то это ни к чему – заявил он. – Не больно-то приятно слушать, как про вас, вот, говорят, что у вас воспитание… нитаво. Сколько раз можно говорить – благородного воина завсегда видать по тому, как он ест. Не жрет, как орк слюнявый, чавкая, чмокая и кости под стол кидая, а возьмет самую малость и все. И вот помереть мне прям тут, на месте, если я допущу, чтоб в Храме Наслаждений вы на еду набросились, как все равно раптор какой, и начали хватать что ни попадя.
— Благородный воин. Да. Брат-капитан тебе что – неблагородный? А ест, когда в гостях. – возразил Шарлах.
— Вот вы в таких чинах будете – так и ешьте себе на здоровье. — решительно заявил Матфей. — А когда брат-капитан Элэйн был, как вы, воином из молодых, дак ничего на всяких этих собраниях не ел. И лорд Тавий, и лорд Эшиль – тоже. И теперь один – капитан, другой – избранный, а лорд Эшиль – и вовсе чемпион. А кто много ест и вообще… излишествам всяким низменным предается, тому чинов и благословений божественных не видать, как своих ушей.
— Неправда! Как раз на бдении, когда ты меня не напичкал заранее, потому что к жертвоприношению готовился, сам же лорд Эшиль и говорил мне, что правильно, когда у воина хороший аппетит.
Матфей зловеще покачал головой. Стеклянные бусины, вплетенные в восемьдесят тонких косичек, со звуком мелкого дождя стукнули по керамиту.
— Одно дело, что он говорил, а другое – что он там себе думал. Я вот чё-та не упомню, чтоб лорд Эшиль хотел вас объявить своим преемником.
Шарлах нахмурился, резкий ответ готов был слететь у него с языка, но он сдержался. Слова ренегата попали в точку, возразить было нечего. Матфей же, заметив смятенное выражение его лица, коварно переменил тактику. Он взял поднос, и, направляясь к двери, тяжело вздохнул.
— Что ж, будь по вашему. Неволить не стану. А вот неделю назад говорил я с денщиком лорда Эшиля, дак он все рассказывал: «Будущего чемпиона Слаанеша всегда видать по тому, что он ничего не ест, когда на бдении или церемонии. Взять к примеру брата Мэлэдиса. Никто меньше его, пожалуй, и не ест – по всему видать, что всякие… эти… как их… вульгарные удовольствия отвергает, на мелочи не разменивается. Потому как другим занят, благословение божественное стяжать хочет, которое уж – удовольствие так удовольствие.»
Шарлах бросил на него исполненный подозрения взгляд, но круглая физиономия бывшего Мортифакта выражала только искреннее сожаление по поводу того, что Шарлаху далеко до такого благородного воина, как брат Мэлэдис.
— Поставь поднос и зашнуруй мне корсет потуже, — с досадой молвил Шарлах. — Может быть, я перекушу немного. Потом. Если я поем сейчас, корсет не затянется.
Не подавая виду, что победа осталась за ним, Матфей поставил поднос.
— А какой доспех вы нынче наденете?
— А вот этот, — сказал Шарлах, указывая на груду черно-зеленого керамита. В мгновение ока Матфей изготовился к новой схватке.
— Ага. Щаз! Что ж сразу не в голом виде? Террор бы и фураж получился! Нет уж, пойду-ка я, найду брата-капитана, и спрошу у него, чего он вам велит надеть.
— Если ты скажешь ему хоть слово, прежде чем меня оденешь, я не проглочу ни кусочка, — холодно произнес Шарлах. — Потом меня уже не пошлют переодеваться, времени не хватит! Так что, выбирай.
Матфей вздохнул и покачал головой, признавая поражение, и выбрал из двух зол меньшее: пусть уж лучше вырядится в «неположенный» доспех (по молодости лет простительно… да и красиво, если подумать) — все лучше, чем наворачивать за чужим столом, словно с голодной планеты вернулся.
— Ухватитесь за что нибудь покрепче, вдохните и не выдыхайте, — распорядился он.
Шарлах послушно выполнил приказ, вцепившись обеими руками в спинку кровати. Матфей, преодолевая желание упереться ему коленом пониже спины, затянул шнуровку, и когда узкая, заключенная в черный атлас, скрывавший стальные «косточки», талия, стала еще тоньше, взгляд ренегата выразил восхищение и гордость.