Очередная порция "Парии"

[whiteconsul]

Под катом - мрачные пейзажи, развеселые путешественники и готичный особняк средь торфяных болот.

Пария (LXXI)

Нам потребовалось больше часа, чтобы выбраться из пробки в квартале поблизости от базилики и отправиться на юг, углубляясь в районы к востоку от Врат Мытарств. В этом более старом и видавшем виды районе, на улицах с менее оживленным движениям экипаж увеличил скорость и загрохотал по булыжной мостовой.

Клубы дыма, поднимавшиеся над базиликой, заслоняли даже высившиеся на западе горы и казались неким мрачным предупреждением, ниспосланным нам.

Водхауз – под этим названием район был известен в настоящее время - когда-то был участками земли возле болот, которые первые поселенцы очистили от леса и выстроили первые деревни, из которых впоследствии возникла Королева Мэб. Это были не самые здоровые и пригодные для жизни места. Хотя здешние дома больше не строили из дерева, но они по-прежнему громоздились друг на друга мрачными грудами – и теперь, уже давно оставаясь без ремонта, постепенно разрушались. Вода подтачивала и покрывала грязными разводами рокритовые стены, приводила в негодность кровлю домов. Черепичные плитки были покрыты пятнами, многие отсутствовали. Тротуары и пустыри, заваленные грудами ржавеющего металлолома, постепенно уходили под воду. Я понимала, что сейчас нахожусь ближе, чем за долгие годы, к болотам, где родилась, - но мысль об этой близости была лишь мимолетным ощущением; я не испытывала никакого желания размышлять над этим дальше.

Местные жители высыпали из своих убогих жилищ и толпились вдоль всей Водхауз Роу, глазея на столбы дыма и суматоху вдали. Одетая в лохмотья беднота провожала настороженными взглядами двигавшийся мимо экипаж.

Мы проехали покинутую промзону, большинство участков которой были законсервированы и забыты. Двери служебных и торговых помещений были заперты и заколочены досками, складские сараи выглядели пустыми и заброшенными. Нашим взорам открылись плоские серые зеркала Сточных канав – огромную сеть переполненных водохранилищ, окружавших Водхауз; вода с болот собиралась в них в качестве резерва водных запасов для города. Они походили на небольшие моря или огромные озера, разграниченные дамбами, которые не давали им выходить из берегов. Свет играл мрачными бликами на их поверхности, по водной глади ходила легкая рябь от ветра. Немногочисленные хижины, сараи и межевые столбы отмечали границы их рокритовых берегов. Наш путь проходил вдоль насыпи по краю водохранилищ. Эта промозглая, низинная часть Королевы Мэб выглядела неподвижной, погруженной в сонный застой и медленно разлагающейся от сырости – казалось, какая-то сила прорыла под мокрой землей скрытые траншеи, через которые жизнь медленно покидала это место.

Когда на землю опустились вечерние сумерки, мы ехали по гравийной дороге вдоль берега самого мрачного и таинственного пруда Сточных Канав – огромного пространства темной, илистой воды, приближаясь к мрачной, темной роще. Шедрейк сказал мне, что это – последняя выжившая часть древних лесов, которые были здесь до возвышения Королевы Мэб.

В течение всего долгого и все более мрачного путешествия мы, не создавая лишнего шума, сидели в трясущемся экипаже. Я была чересчур ошеломлена отнявшими у меня все силы событиями этого дня, чтобы задавать вопросы касательно нашего пункта назначения, или дальнейших планов, а Шадрейк не проявлял никакого желания рассказывать о них. Он одну за другой откупоривал бутылки с амасеком и смолил бесчисленные папиросы с лхо, болтая и хихикая с Лукреей, словно они были на вечеринке. Он лишь сказал, что герб на дверце принадлежал семейству его покровителя, что они из милости одолжили ему эту машину, и что теперь мы отправляемся в их имение, чтобы укрыться там. Когда я спросила его о причинах такой щедрости, он сказал, что они должны ему гонорар за пару работ, и что он обещал им мой портрет. Они доверяют его вкусу в выборе моделей. Шадрейк назвал мне их имя – Каторз. Это древний род. Они мне точно понравятся.

Я никогда не слышала этого имени.

Больше он ничего не сказал, и продолжал вести себя так, словно все происходящее было захватывающим приключением. Он пил. Лукрея хихикала и, аккомпанируя себе на виоле, мурлыкала дурацкие песенки. Лайтберн мрачно молчал, и только пару раз приложился к бутылке с амасеком.

Юдика сидел у окна, кутаясь в плащ, все еще дрожа и не отрывая взгляда от холодной черной водной глади, расстилавшейся снаружи.

Время от времени он кашлял. Я бы сказала, что он серьезно болен. Это был сухой кашель, и в его звуках я слышала нечто странное, похожее на статический треск радиопомех

Шадрейк попытался сменить тему и спросил меня, что произошло в базилике. Я могла рассказать не так много. Чувствуя себя полностью обессиленной, я откинулась на спинку сидения, и позволила ровному покачиванию экипажа убаюкать меня.

Когда я проснулась, экипаж включил освещавшие дорогу лампы и теперь покачивался на темной дороге среди торфяных болот, под сенью огромных древних деревьев. Их кроны, казалось, были покрыты тенями, а не листвой. Впереди, в конце аллеи, виднелся окруженный могучими и темными старыми деревьями дом – внушительное каменное сооружение.

- Ага, - произнес Шадрейк, уже пьяный, как сапожник. – Приехали. Пр-рошу любить и жаловать. Поместье Лихорадка.