...от второй главы.
Варп, мне это нравится все больше.
Пария (III)
Этот театр, или чей-то-там дом, или чем бы он ни был, построили из камня на вершине холма в Хайгейте, обратив фасадом к северо-востоку, и оконные стекла на этой стороне здания, постоянно казались закопченными от слоя серой пустынной пыли, которую несло от Сандерленда. Кислота и другие природные напасти изъязвляли камень и отщипывали куски кровли. Некоторые части знания были непригодны для жизни. Капли дождя и лунный свет проникали в дыры в потолке. Коридоры и полы были волглыми от дождей, запах в них стоял, как в старом чулане. Если когда-то это был храм, то, возможно, строители, возводившие его, построили и здание, где сейчас располагалась Схола Орбус – думаю, когда-то там было что-то вроде семинарии. Здание приюта располагалось на западе и севере, венчая гребень Хайтейтского холма и противостоя темной угрозе Гор. Оно прикрывало северную сторону Зоны Дня, защищая от холодных зим, которые с каждым годом продвигались на юг все дальше.
Здания подпирали друг друга своими каменными колоннами и переходили одно в другое. В некоторых местах – таких, как внутренние дворики или переходы – было видно, где раньше были стены; потом их снесли. Кроме того, их соединяло множество тайных переходов, любознательные школяры случалось, занимались их поисками после отбоя. Благодаря общему чердаку и подвалу, достроенным сравнительно недавно, почти невозможно было понять, где заканчивается одно здание и начинается другое.
У каждого из нас – «кандидатов», как нас называли – была своя, отдельная комната. Когда мне исполнилось двадцать четыре, я стала одной из троих самых старших в доме. Другие кандидаты – тогда их было восемь – были моложе: от двадцати одного года до тринадцати. За год до того было двое еще старше, чем я, Корлам и Фария – но они уехали. Их выбрали для службы и перевели в другое место. Больше мы никогда их не видели – да и не рассчитывали на это. Двадцать шесть или двадцать семь лет – в этом возрасте обычно заканчивали учебу и становились выпускниками.
Мы никогда не видели тех, кто покидал Зону Дня, никого… кроме Юдики.
Так вот, у нас были свои комнаты. Кроме них была еще верхняя комната, вроде зала для общих собраний, гардеробная, столовая, умывальни, личные апартаменты для четырех менторов и комната для обслуги, библиотека (которая, собственно, занимала не одно, а целых четыре помещения), кладовка и глухомань – епархия ментора Заура. Кладовка была укрепленной комнатой в подвале, где Заур хранил оружие и инструменты. Ее дверь, как многие в здании (в первую очередь – комната обслуги и апартаменты наставников) была гладкой, металлической и открывалась программками на наших манжетах.
Надо не забыть подробнее рассказать про манжеты.
Глухоманью мы между собой называли дальние, в основном разрушенные части Зоны Дня вдоль восточного крыла здания, где проводили физические тренировки и упражнялись в боевых искусствах. Несколько помещений на нескольких этажах, заброшенные и непригодные ни для какого другого использования. Только одна большая комната в глухомани, неподалеку от кладовки, была нормально защищена от непогоды, и в нее был проведен свет – мы чаще всего использовали ее для тренировок. Сами тренировки мы называли муштрой.
Именно во время муштры, когда мне пошел двадцать первый год я впервые увидела вблизи смерть человека. И, если уж совсем честно, эта смерть случилась из-за меня.