Начало двенадцатой главы. Под катом - разговоры в лазарете.
Расколотое отражение (XXIII)
Это было самое ужасное, из того, что ему когда-либо приходилось видеть.
Это было самое восхитительное, из того, что ему когда-либо приходилось видеть.
Фулгрим, Фениксиец, повелитель Детей Императора, командир III Легиона, связанный крепчайшими путами, оглушенный препаратами, парализующими волю, обнаженный, лежал на металлической каталке, словно труп, приготовленный для анатомирования. Руки Фулгрима были вытянуты над головой, а ноги – раскинуты, как у древнего изображения Витрувианского человека.
Взгляд Люция скользил по бледному телу Фулгрима, созерцая алебастровую твердость мускулов, перекрещенную сетью хирургических рубцов и шрамов; узловатые борозды на коже, свидетельствующие о непостижимых процедурах и отвратительных экспериментах, которым подвергалась плоть, скрытая под ней.
Этот волнующе-преступный миг стоило навеки сохранить в памяти – изумительное ощущение ужаснейшего предательства. Но, разве то, что казалось предательством, не было на самом деле актом преданности, направленным на то, чтобы вышвырнуть вон тварь, которая овладела душой их повелителя?
Фабий неторопливо двигался вокруг лежащего на спине примарха, втыкая в руки и грудь Фулгрима иглы – каждая из них была толщиной примерно с мизинец Люция. Медицинские насосы вкачивали мощные снотворные и миорелаксанты – их концентрация способна была свалить даже самого громадного орка. Мерцающие серебристые провода тянулись к жужжащим генераторам от висков примарха, его паха и других точек его тела, где боль ощущалась острее всего.
Свет в помещении был приглушен, как и приличествовало совершающемуся здесь преступлению, а единственными звуками были доносившееся из каждого темного угла бормотание жалких созданий с закрытыми капюшонами лицами – служителей, обученных блокировать силу псайкеров – и хрипящем дыхании машин, которые Фабий расставил вокруг того, кто был его…
Люций хотел бы сказать «пациентом» - но в голову приходило совсем другое слово: «жертвой».
Юлий Каэсорон неподвижно стоял в изножье стола, в то время, как Марий Вайросеан шагал туда-сюда, словно хищник в клетке. Люций улыбнулся, видя, насколько им неуютно. Вайросеан всегда был подхалимом и рабом, слепо повинующимся каждому приказу. Пойманный в ловушку обязанностью повиноваться чему-то, что, вероятно, не было Фулгримом, и возможным предательством своего господина, разум Вайросеана, должно быть, терзали противоречивые мысли и страхи.
Люций почти завидовал ему.
Рабы-служители Фабия унесли стонущих Хелитона и Руэна вглубь лабиринта; чаны плоти и разработанные по ксенотехнологиям приспособления для сшивания ран были готовы к тому, чтобы приступить к их лечению. Даимону уже не требовалась помощь, его череп был расколот на куски кулаком примарха, но оставшаяся часть их компании выживет. Промелькнувшая мысль, вспышка тревоги, не оставляла Люция, и он повернулся к Каэсорону.
- Ты думал, что мы сможем сделать это? – спросил он.
- Что сделать?
- Вот это, - Люций указал на лежащего примарха. – Захватить Фулгрима. Я не был уверен, что у нас получится.
- А ты этого и не делал, – отрезал Каэсорон.
- О чем ты?
- Посмотри на себя, - прошипел Каэсорон. – Ты вышел из этой истории чистеньким, мечник. Оставил всю работу братству, а сам отошел в сторону и подождал, пока мы будем сражаться вместо тебя.
Люций ухмыльнулся, воодушевленный злобой Каэсорона.
- То, что произошло, было обычной дракой. В бою я ценю безукоризненную грацию, полное погружение в битву и вечно изменчивое совершенство. А этот бой не соответствовал ни одному из этих требований.
- Мне бы больше понравилось, если б ты сказал, что понял – тебе его не победить.
- И это тоже, - парировал Люций. – но в этом не стыдно признаться.
- Это хотя бы правда, - произнес Каэсорон, его непредсказуемый гнев исчез так же быстро, как и появился.
Марий Вайросеан шагал вдоль края каталки, невозможно было понять, какое выражение было на его растянутом во все стороны лице. Капитан Третьей Роты повесил свое звуковое оружие на плечо, но резкие, пульсирующие звуковые волны изредка срывались с наполненных энергией катушек.
- Даимон мертв, - сообщил Вайросеан. – А Хелитон умер, пока его несли вниз.
- Вряд ли без них Легион будет намного хуже, если кого-то интересует мое мнение, - заметил Люций.
- Руке Руэна конец, она не подлежит восстановлению, - продолжал Вайросеан, словно не слыша Люция. – Крисандр и Калим будут жить, но не смогут участвовать в… этом.
- Не самая большая цена за то, чтобы захватить примарха, - заметил Каэсорон, увидев, что к ним приближается Фабий.
Свои белые волосы апотекарий собирал в длинный хвост, который начинался над лбом и лежал посередине головы – эта прическа подчеркивала черты его изможденного лица, похожего на обтянутый кожей череп. Его глаза были непроницаемо-черными, и Люций не мог вспомнить, были ли они такими всегда, или он изменил их, чтобы они походили на глаза примарха. Он носил длинный, до полу, плащ из человеческой кожи, содранной с тел убитых на Истваане V. Тут и там на плаще можно было различить лица – рот, растянутый словно в бесконечном крике смертной муки, или глаза, широко распахнутые, словно при виде ножа, который снимет кожу с этого лица. Некоторые из них казались знакомыми, но Люций понимал, что без черепов, формирующих их черты, все лица похожи одно на другое.
Сегодня Фабий отказался от своей обычной хирургической машины, отдав предпочтение поясу из переплетенных сухожилий, через которые были пропущены металлические кольца – на них висели орудия пыток. Крючки, ножи, шипы, клещи, зубья сверкали в полумраке, но Люций спрашивал себя, смогут ли столь незамысловатые инструменты исторгнуть крик из груди такой могущественной сущности, как Фулгрим.
- Мы готовы, можно начинать, - сообщил Фабий, сняв с пояса пощелкивающую пару серебристо-сверкающих стальных перчаток.
- Тогда давайте побыстрее покончим с этим, - произнес Каэсорон. – Если Люций прав, и нечто прячется под личиной лорда Фулгрима, то чем быстрее мы закончим, тем лучше.
Они встали вокруг Фулгрима, и в каждом ужас перед тем, что они собираются совершить, боролся с предвкушением удивительного зрелища и новых впечатлений. То, что они смогли захватить примарха, получив над ним полную власть, уже было настоящим чудом, но изгнать порождение варпа…
Возможно ли совершить такое?
Люций переводил взгляд с одного лица на другое, понимая, что ни один из собравшихся вокруг тела Фулгрима, не мог ответить на этот вопрос. Дети Императора никогда не были Легионом, располагавшим достаточным числом библиариев. Генетическая особенность, позволявшая псайкерам получить власть над варпом, была результатом мутации, несовершенства. А ничего из того, что считалось несовершенством, изъяном, не было допустимо среди воинов Легиона Фулгрима.
- Так что мы будем делать? – спросил Каэсорон.
- Для начала приведем его в чувство, - ответил Фабий, поглаживая грудь Фулгрима пальцами перчатки, которые заканчивались длинными острыми иглами.
- А если он вырвется на волю и поубивает нас всех, что тогда? – спросил Люций.
- Мы вышвырнем эту тварь вон. – заверил его Фабий. – Доводами разума, угрозами, или болью.
- Болью? – просипел Вайросеан. – Ты можешь причинить боль, которую ощутил бы примарх?
Фабий улыбнулся своей улыбкой пресмыкающегося, словно обещая широчайшие познания в области боли, которыми он владел, и которые будет счастлив продемонстрировать.
- Я знаю его тело как никто другой, - произнес Фабий, пробегая своими хирургически-оснащенными перстами по коже Фулгрима с фамильярностью любовника. – Я знаю все о том, как оно устроено, о тайной силе, которая вплавлена в его плоть и кости, знаю единственные в своем роде органы, сотворенные, чтобы создать это божественное существо. То, что сделал Император, я разъял на части и собрал вновь, превратив его в нечто большее, чем то, чем он был раньше.
Самонадеянность Фабия поражала, но Люций почувствовал симпатию к нему. Открыть тело примарха, созерцать чудеса, скрытые внутри него, было честью, которой удостаивались немногие, если не один – так что, возможно, эта самонадеянность была основана на полученном им знании.
- Тогда приступай. – потребовал Каэсорон.