Готова первая порция "Раcколотого отражения" (Reflection crack`d). Немного (для затравки) - но будет больше.
Конструктивные предложения по переводу, как обычно, приветствуются.
Расколотое отражение (I)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
III Легион, «Дети Императора»
Фулгрим, примарх
Люций, капитан
Эйдолон, Лорд-командир
Юлий Каэсорон, Первый капитан
Марий Вайросеан, капитан Какофонии
Крисандр, капитан 9-й роты
Калим, капитан 17-й роты
Руэн, капитан 21 роты
Даимон, капитан
Абранкс, капитан
Хелитон, капитан
Фабий, Главный апотекарий
1.
Он не видел снов, он никогда не видел снов, но это, вне всякого сомнения, был сон. Это должно было быть сном. Ла Фенис теперь стал запретным местом, и Люций знал, что не стОит игнорировать слово примарха. Раньше, до их пробуждения, такое ослушание сочли бы безрассудством. Сейчас оно становилось смертным приговором.
Ну да, это определенно сон.
По крайней мере, он надеялся на это.
Люций был один – а ему не нравилось оставаться одному. Он был воином, душа которого питалась восхищением других, а это место было наполнено не поклонниками, а мертвецами. Сотни тел валялись вокруг, словно выпотрошенные рыбы, искореженные смертью, настигшей их, и на каждом лице запечатлелся ужас обрушившихся на них увечий и скверны.
Они умерли в мучениях, но благодарно принимали каждый удар клинка, каждую когтистую лапу, выдавливавшую глаза и выдиравшую языки. Это был театр трупов – но ему не было так уж неприятно обнаружить себя расхаживающим здесь. Наполненный смертью, Ла Фенис казался заброшенным. Он выглядел пустым и темным, словно мавзолей в самые темные ночные часы. Когда-то жизнь парадом проходила перед зрителями по увенчанному аркой просцениуму, торжествующая, яркая, ее герои похвалялись подвигами, ее нелепости вызывали смех – а сейчас это место было лишь покрытым кровью отражением давно прошедших времен.
Поразительные фрески Серены д`Анджело были едва различимы на потолке; экзотические изображения древних оргий скрывали слои копоти и пятна сажи. Здесь был пожар, и запах горелого жира и волос до сих пор едва различимо висел в воздухе. Люций отметил его краем сознания – запах был слишком слабым и слишком тонким, чтобы вызвать его интерес.
Люций был без оружия – и остро ощущал его отсутствие. Он был мечником без меча, и чувствовал себя так, словно у него не хватало одной из конечностей. Не было на нем и доспехов. Его богато изукрашенная боевая броня теперь изменила свой цвет на более приятный взгляду, скучные оттенки и незамысловатый узор, покрывавший ее, были заменены новыми – более приличествующими воину с его опытом и положением.
Но сейчас он был почти обнажен – настолько, насколько это позволительно воину.
Он не должен находиться здесь, и поэтому он огляделся, ища выход.
Двери были заперты и запечатаны снаружи. Это случилось после того, как примарх нанес последний визит в Ла Фенис, сразу после бойни, которую устроили Феррусу Манусу и его союзникам. Фулгрим приказал запечатать двери навечно, и ни один из Детей Императора не посмел противиться этому приказу.
Так зачем же он рискнул придти сюда, даже если это только сон?
Люций не знал, но ему казалось, что кто-то призвал его в это место, словно неслышный, но настойчивый голос взывал к нему. Казалось, этот зов длился целыми неделями, но только сейчас набрал достаточно силы, чтоб на него обратили внимание.
Но, если его призвали сюда, кто сделал это?
Люций двинулся дальше, вглубь театра, по-прежнему оглядываясь по сторонам в поисках выхода, но охваченный желанием увидеть, что случилось с остальным помещением Ла Фенис. Пара рамп по-прежнему мерцала на краю оркестровой ямы, их неверный свет отражался в большом зеркале в золотой раме, которое стояло посередине сцены. Раньше Люций не замечал этого зеркала, и – это же сон – позволил себе подойти ближе.
Он пошел вдоль оркестровой ямы, где существа сотканные из развороченной плоти и темного света, развлекались, играя внутренностями музыкантов. Кожа этих игрушек свисала с пюпитров, их головы и конечности образовывали подобие причудливого оркестра прОклятых, составляя компанию немногим оставшимся инструментам.
Люций вспрыгнул на сцену одним плавным грациозным движением. Он был фехтовальщиком, а не мясником – и его телосложение не оставляло никаких сомнений в этом. Широкие плечи, узкие бедра и умение дотянуться до далеко стоящего противника. Зеркало влекло его к себе, словно невидимая нить протянулась из его серебристых глубин и зацепилась за что-то внутри его грудной клетки.
- Люблю зеркала, – сказал однажды Фулгрим, и он слышал это. – Они позволяют проникнуть сквозь поверхность вещей, видеть их истинный облик.
Но Люций не хотел проникать сквозь поверхность и видеть истинный облик чего-либо. Его безупречность была разрушена предательским ударом кулака Локена, и Люций сам довел эту работу до конца острой бритвой и криком, который до сих пор звучал внутри его черепа, если хорошо прислушаться.
Или это кричал кто-то другой? Сейчас он не мог сказать точно.
Люций не хотел смотреть в зеркало, но с каждой секундой ноги сами несли его все ближе к нему. Что он увидит в этом зеркале, которое привиделось ему во сне?
Себя, или кое-что гораздо хуже: правду….
В зеркале отражалось единственное пятно света, у которого не было видимого источника. На мгновение это привело его в замешательство – но потом он вспомнил, что это сон, где не работает обычная логика, и где нельзя доверять ничему, что видишь.
Теперь Люций стоял прямо перед зеркалом, но, вместо облика, который так старался забыть, увидел красивого воина с орлиными чертами лица, тонким острым носом, высокими скулами, которые выгодно подчеркивали золотисто-зеленый цвет глаз. Его волосы были гладкими, лаково-черными, а на полных губах играла улыбка, которую можно было бы счесть высокомерной, если б мастерство этого воина не было столь велико.
Люций протянул руку и дотронулся до своего лица, ощутив гладкость кожи, совершенство, безупречное, как начищенная сталь отполированного клинка.
- Когда-то я был прекрасен. – произнес он, и отражение рассмеялось этим тщеславным словам.